поели.
– Ты там мурчала? – спросил он между делом.
– Угу.
– Это ты поставила себе такой признак?
Она кивнула и, сглотнув, пояснила:
– Когда в последний раз проходила терапию.
– Кошачьи гены?
– Тигриные.
– А-а.
– Мне слегка изменили гортань и голосовые связки. И тебе стоит попробовать – дает отличные ощущения.
Он поморгал и ничего не ответил.
– Так что это за друг, которого ты хочешь отправить на Уран?
– Энн Клейборн.
– А, твой заклятый враг!
– Вроде того.
– А почему ты думаешь, что она согласится лететь?
– Еще не факт, что согласится. Но может. Мишель говорит, она пробует новое. И мне кажется, ей будет интересна Миранда. Луна, расколотая надвое ударом и собранная обратно. Луна и то, что ее ударило, вместе. И все эти камни… Она любит камни.
– Я об этом наслышана.
Расселл и Клейборн, Зеленый и Красная, два известнейших противника в драматической саге о первых годах в поселении. Первые годы… Они были такими тяжелыми, что Зо содрогалась, думая о них. И их опыт, несомненно, оставил след в мозгу каждого, кто через это прошел. А Расселл позднее получил еще более впечатляющее повреждение, как она сейчас вспомнила. Ей было трудно восстановить события, все истории о первой сотне расплывались у нее в памяти: Великая буря, тайная колония, измена Майи – все ее споры, романы, убийства, мятежи и тому подобные грязные дела, в которых, насколько она понимала, едва ли было хоть что-то положительное. Эти старики – словно бактерии-анаэробы, которые жили в ядовитой среде, медленно выделяя из себя необходимые условия для появления обогащенной кислородом жизни.
Исключением была лишь Энн Клейборн, которая, судя по историям, поняла: чтобы радоваться жизни в каменном мире, нужно любить камни. Зо такое отношение нравилось, поэтому она сказала:
– Конечно, я спрошу ее. Или ты сам спросишь? Если спросишь, скажи ей, что я согласна. Мы найдем ей место в дипломатической группе.
– Группе «Свободный Марс»?
– Да.
– Хм.
Он расспросил ее о политических стремлениях Джеки, она ответила, на что смогла, опустив глаза на свое тело с его изгибами и твердыми мышцами, смягченными подкожным жиром: тазовые кости по бокам живота, пупок, жесткие черные волосы на лобке – она смахнула с них хлебные крошки, – длинные мощные бедра. Женские тела имели куда более красивые пропорции, чем мужские. Микеланджело на этот счет был не прав, пусть его Давид и служил отличным доводом против. Тело Давида походило на тело летателя.
– Я хочу, чтобы мы слетали к ободу, – сказала она.
– Я не умею летать в птичьем костюме.
– Я могу понести тебя на спине.
– Правда?
Она осмотрела его. Лишние тридцать – тридцать пять килограммов.
– Конечно. Это будет зависеть от костюма.
– Удивительно, на что они способны.
– Дело не только в костюмах.
– Нет. Но нам не дано летать от природы. Тяжелые кости и все такое. Сама знаешь.
– Знаю. Костюмы, разумеется, необходимы. Просто их было бы недостаточно.
– Точно. – Он смотрел на ее тело. – Любопытно, какими крупными становятся люди.
