пропадают все эмоции.
– Это то, что ты называешь жамевю[47]?
– Нет, не совсем. Хотя такое у нее тоже, кстати, случается. Как будто она в каком-то прединсультном состоянии. Знаю, знаю, я же говорю, я боюсь. Но я не знаю, что это – по крайней мере, не знаю точно. У нее бывают жамевю, похожие на прединсультное состояние. И прескевю[48], при котором она чувствует себя на грани откровения, которое никогда не наступает. Это часто случается с людьми перед эпилептическими припадками.
– У меня тоже такое бывает.
– Да, думаю, это бывает у всех. Иногда кажется, что сейчас все прояснится, но затем чувство пропадает. Да. Но у Майи это выражается очень ярко, как и все у нее.
– Это лучше, чем лишиться эмоций.
– О да, согласен. Прескевю – это не так уж плохо. Хуже всего – дежавю, а она может испытывать его постоянно, периодами, которые иногда длятся по несколько дней. Для нее это губительно – оно отнимает у нее что-то жизненно важное.
– Возможности. Свободу воли.
– Может быть. Но суммарный эффект всех этих симптомов приводит к состоянию апатии. Почти кататонии. Она пыталась избегать любых ненормальных состояний, не испытывая сильных чувств. Или вообще ничего не испытывая.
– Говорят, впадение в депрессию – это одно из распространенных заболеваний у иссеев.
– Да, я об этом читал. Потеря эмоциональной функции, отчуждение, апатия. Это лечили, как кататонию или шизофрению – давали принять серотонино-дофаминовый комплекс, стимуляторы лимбической системы… целый коктейль, сам можешь представить. Химия мозга… Я давал ей все, что только мог придумать, вел журналы, проводил тесты, иногда с ее помощью, иногда не ставя ее в известность. Я делал все, что мог, готов в этом поклясться.
– Не сомневаюсь.
– Но это не помогает. Ей все хуже. О, Сакс…
Он умолк, взял друга за плечо.
– Я не вынесу, если она умрет. Она все делала с такой легкостью. Мы с ней – как земля и вода, огонь и воздух. И Майя всегда парила в полете. Такая воздушная, она всегда летала с собственными ветрами выше нас. Я не вынесу, если она вот так упадет.
– Ах, да.
Они двинулись дальше.
– Хорошо, что Фобос вернулся.
– Да, это ты здорово придумал.
– На самом деле это ты придумал. И предложил мне.
– Разве? Что-то не помню.
– Да, было дело.
Море под ними тихо накатывалось на скалы.
– А четыре элемента – земля, вода, огонь и воздух – это тоже какой-нибудь твой семантический квадрат?
– Их придумали греки.
– Как четыре типа темперамента?
– Да. Гипотезу выдвинул Фалес, первый ученый.
– Но ты же мне говорил, что ученые были всегда. Еще со времен, когда мы жили в саваннах.
– Да, это правда.
– А греки – при всем уважении к ним, – это, несомненно, были великие умы, но являлись лишь частью непрерывного множества ученых. И с тех пор было проделано много работы.
– Да, знаю.
– Ага. И какая-то часть этой более поздней работы могла принести пользу и тебе в этой твоей концептуальной схеме. В составлении для нас карты мира. И ты мог получить новые представления о разных вещах, и это помогало тебе решать проблемы,
