сказала – мол, уехал в карете, но без поклажи. К государыне ездил?
Брюс ответно улыбнулся.
– Здравствуй, Александра Данилыч, здравствуй! Не чаял я, что сам ты ко мне пожалуешь. Зело рад тебя видеть. Погоди, прикажу на стол накрыть, да устроим с тобой консилию – дюже важное дело.
Меншиков махнул рукой.
– Да черт с ним, со столом, коль дело важное! Сытый я ныне.
Брюс вновь улыбнулся – вроде и немолод уже Меншиков, а все так же горяч, будто и не было всех годов.
– Ну, как велишь, князь. Пошли тогда в кабинет.
Рассказал Брюс Меншикову про гостя от великого навигатора, про посылку в коробе, про отставку свою.
– Да, непростое дело поручил тебе наш брат. Но, будь жив государь наш, и он бы оказал тебе помощь всякую. А я вот что тебе скажу: князь Долгорукий собрался продавать усадебку в сорока верстах от Москвы, без нужды она ему стала. Так я, Яков, бумагу ему напишу, чтобы не кочевряжился. – Александр Данилыч яростно почесал под париком. Блохи не разбирали, кто ты – князь светлейший или пес смердящий, равно жрали всех. Меншиков рассмеялся, потом посерьезнел лицом. – И вот что, Яков Вилимыч, возьми у меня два десятка кавалергардов. Пришлю их завтра. Пусть берегут тебя по дороге в Москву и в усадьбе твоей будущей. Чую я, лишними они не будут.
– Дьяк из тиунской конторы сие письмо принес и настрого велел тебе, батюшка, передать. – Яшка стоял рядом и преданно смотрел на Брюса.
Тот медленно сложил письмо и задумчиво посмотрел на дом. Неспроста это письмо, ох неспроста. Видно, прознал кто-то, к кому наведывался посыльный Ньютона, а и паче того, что привез. Тиунская контора управляла церковными приходами в Санкт-Петербурге и была призвана наблюдать за благоповедением духовенства и мирян. Еще недавно все окрестности находились в епархии Великого Новгорода, но как Санкт-Петербург стал столицей, так выделили его отдельно. Но отдельной епархией не сделали – маловато здесь еще было соборов да приходов. Так что силы контора набрать еще не успела. Иоанн, ранее бывший протопопом Троицкого собора и асессором Синода, конечно, брал себе не по силам и не по чину.
Граф, как и писал тиун, был веры не православной, а протестантской. И власть тиуна на него не распространялась, тем более что имелся старый государев приказ о том, чтобы иноверцев не притеснять. Как слышал граф, Иоанн Семенов был человеком, радеющим за дело, но, вопреки приказу царскому, лютеран и прочих он частенько обижал, что Синод ему, впрочем, великодушно прощал.
Брюс не боялся тиунской конторы и ее главы, но боялся того, кто стоял за всем этим. Брюс не мог позволить следить за собой, а тем более позволить донести о себе тем, от кого скрывал книгу Ньютон.
Тиун не решится причинить Брюсу серьезных неприятностей, тот все же был весьма близок к престолу, но наносить некоторое время мелкие уколы был вполне в состоянии. Однако врагом был не он. Странным образом совпали поданное прошение об отставке, разговор с Меншиковым и требование тиуна. Яков Вилимович подозревал, что это совпадение и в этом нет вины ни светлейшего, ни тем более императрицы.
Нет! К Брюсу, а скорей, к Черной книге проявлял интерес кто-то еще. Но граф даже и представить не мог кто. А значит, выход был один – врага надо разъярить, выманить, допросить и предать казни.
У Брюса созрел план.
– Отец Иоанн, аглицкий ученый действительно прислал мне ученую книгу, – со смирением в голосе вещал Яков Вилимович тиуну, – но к колдовским ее никак нельзя причислить – она о сферах мира и астрологии.
Тиун сидел и взирал на графа, постепенно наливаясь в шее кровью: его загривок становился все более багровым. Он терпимо, как он сам считал, относился к лютеранской и пресвитерианской ереси, которую здесь исповедовали иноземцы, но то, что рассказал ему странный человек в черных одеждах, похожий на отшельника, привело его в смятение и ярость.
Сначала Иоанн подумал, что это раскольник, но нет, тот крестился тремя перстами и не поминал о протопопе Аввакуме. Звали чернеца Иоакимом.
И рассказал он, что Брюс-де – чернокнижник. А с год назад привезли ему черную колдовскую книгу, которая многие народы уже ввела в искус и погубила. И что, мол, надо эту книгу у Брюса отнять, ибо начала она его уже в свои тенета затягивать, а через него и для многих православных погибель выйти может.
