– Кто там?
Азау переступила через порог.
– С-с-с… Это я.
– Бог мой! Азау? Да ведь люди отреклись от тебя, что же мне делать теперь? – растерянно сказала Дыса.
В очаге, вспыхивая неровным пламенем, горел хворост. Азау и Дыса присели рядом у огня. Дыса положила перед Азау кусочки лепешки и сказала:
– Да простит мне бог, я нарушаю клятву отречения, но, может, не будет на мне греха, если я поделюсь с бедной душой… Поешь, умереть бы мне за тебя, поешь. Ведь в лице твоем ни кровинки…
Черные глаза Азау глубоко запали и были похожи на две мрачные тени. Потрескавшиеся губы дрожали, пересохший язык не слушался ее, щеки были белее снега.
– Разве можно пускать меня в дом, – сказала она, вытирая слезы концом платка, – как низко я пала, люди будут слагать обо мне позорные песни!
Дыса снова придвинула к ней кусочки лепешки.
– Поешь-ка. Утолишь голод – и сердцу станет легче. Азау положила в рот кусочек, но горло ее пересохло, она не смогла проглотить пищу и выплюнула ее в руку. По старым, иссохшим щекам Дыса потекли слезы.
– Хоть воды выпей, бедняжка, – сказала она и протянула Азау чашку.
Азау выпила воды и спросила:
– А что с ним?
– Ты спрашиваешь о Таймуразе? Азау кивнула головой.
– Он в Урстуалта, у братьев матери. Он еще не оправился от ран, но жизнь его, говорят, вне опасности. Вдруг кто-то позвал с улицы:
– Дыса, а Дыса! Ты дома?
Дыса встала и пошла к двери. Азау метнулась к кладовой. Оказалось, кто-то из соседей прислал Дыса еду – бульон в миске и кусочки мяса. Дыса с благодарностью взяла миску. Мальчик ушел. Дыса заперла дверь и, вернувшись в дом, позвала:
– Азау, где ты?
Азау вышла из укрытия, сердце ее все еще билось от испуга. Дыса с улыбкой поставила перед ней миску:
– А это нам божий дар, ведь мне нечем было накормить тебя. – Она стала резать мясо. – Вот, поешь-ка мяса и тебе сразу станет легче.
Но Азау не нашла в себе сил даже прожевать кусочек мяса. Тогда Дыса дала ей в руки миску с бульоном и сказала:
– Выпей, это поможет тебе.
Азау с трудом сделала несколько глотков и щеки ее порозовели.
Они поужинали. Дыса задумалась.
– Оставила бы я тебя на ночь, да вдруг тебя завтра кто-нибудь увидит. Люди отреклись от тебя, и нам обеим будет плохо, если они узнают, что ты у меня. Но скажи мне, где ты скрываешься, и я буду носить тебе еду.
Азау встала. Голос ее дрожал.
– Ты мне теперь вместо родной матери. Я не делилась с тобой своими радостями, но ты разделила мою беду. Прошу тебя, не говори обо мне никому!
– Нет, нет, клянусь моим Дзанаспи, погибшим в лавине, я никому не скажу о тебе!
– Возле утеса, где была крепость, под камнем, в пещере. Вход в нее прикрыт папоротником, там найдешь меня.
Они, плача, обнялись. Дыса осталась дома, Азау ушла в свое убежище.
С тож ночи Дыса каждыйг день носила Азау еду, отправляясь в горы то будто бы за малиной, то за смородиной. Азау словно поглотила земля – никто из людей, кроме Дыса, не знал, куда она делась.
Но вот настала осень, солнце перестало греть землю. Приближались холода, зима уже укрыла вершины гор белой шубой. Азау не могла больше оставаться в своей пещере. Кроме того, мысль о Таймуразе не оставляла ее в покое, она днем и ночью думала о нем. И однажды вечером, когда в небе сиял месяц и звезды улыбались друг другу, а от немых утесов легли черные тени, Азау решила бежать к Таймуразу. Недолго думая, она подобрала подол своего старого платья и пустилась в путь. От лунного света было светло, как днем, но когда она добралась до безлюдных Кельских гор, небо потемнело, погода резко испортилась и пошел дождь со снегом. С высот примчался северный ветер. Он со свистом несся по ущелью и порывами бил в грудь Азау. Снег таял на ее шее, одежда намокла. Это была страшная ночь, но Азау упорно шла вперед. Когда она дошла до подъема Саудзуар, на нее вдруг из темноты залаяли собаки. Это пастухи из Гудана и Хиу перегоняли свои стада. Хиуский пастух Гугуа пошел за собаками и увидел притаившуюся за камнем перепуганную Азау.
– Пойдем, поешь хлеба!-сказал он ей на ломаном осетинском языке.
Азау поняла, что перед ней разверзлась пасть дракона, и что ей неоткуда ждать помощи. У нее не было другой защиты, кроме собственной смелости, и она ответила:
– Не болтай много. Я жду своих спутников, они поднимаются следом. Скоро они будут здесь.
За эти мгновения сотня мыслей пронеслась у нее в голове. 0, если бы стать ей мышью и скрыться где- нибудь под землей! Или превратиться в орла и исчезнуть в бескрайнем небе! 0, если бы ветер помчался к Таймуразу вестником тревоги! Увы! Пасть дракона должна была вот-вот захлопнуться, и ей не было спасения.
Тем временем подбежали и другие пастухи, повели Азау с собой, усадили у огня, укрыв буркой. И чем больше старались они угодить ей, тем горше становилось у нее на сердце, тем резче отвечала она им. Пастухи переговаривались между собой по-грузински. «Гугуас цоли ламазиа», – говорили они. Они поспешно собирались в дорогу, боясь, что снег засыплет их скот. Азау вскочила, сбросив бурку, и с плачем стала просить их:
– Отпустите меня или я умру! Я не гожусь для вас!
Что долго рассказывать! Скот погнали вперед, Азау посадили на коня за спиной Гугуа, он привязал ее к себе башлыком и они скрылись в снежной мгле.
Наутро выглянуло солнце. Высокие горы белели снегами, в глубине ущелий лежали тени. Дыса принесла в пещеру еду, но Азау там не было. Дыса долго искала и звала ее и, не найдя нигде, плача, вернулась домой. С этого дня и Дыса уже не знала, куда девалась Азау и что с ней случилось.
Хиуец сделал Азау своей женой. Жизнь стала пыткой для нее. День пролетал для Азау, словно минута, а ночь тянулась, как год. Для нее было хуже смерти спать рядом с ненавистным мужем, сердце ее разрывалось. Ночью она не могла уснуть, все ждала рассвета, а с рассвета ждала восхода солнца: лучи его, словно любовь Таймураза, грели и ласкали ее. Заледеневшее сердце оттаивало, согревалось, и она думала: «Если не суждено нам встретиться на земле, то, может, хоть в стране мертвых мы увидим друг друга». В этих думах проходил день, а вечером появлялся Гугуа, и в сердце Азау вонзались острые иглы. Плача, шла она в дом. Она много раз собиралась бежать, но не знала дороги и вынуждена была остаться.
У нее родились два сына, такие же грубые и своенравные, как их отец. Она не испытывала к ним материнских чувств, и они тоже относились к ней, как к чужой. Все ее помыслы сплелись вокруг Таймураза, но она не имела никаких вестей от него. Так проходили годы, а она все ждала, сама не зная, чего.
Таймураз был тяжело ранен, но молодое тело и стальное здоровье победили, Он поправился и жил в Урстуалта, у братьев матери. Бывало, ночью, находясь на пастбище со скотом, смотрел на плывущий в небе месяц и спрашивал у него:
– 0, светлый месяц! Может, где-нибудь Азау так же взывает к тебе? 0, звезда Бонварнон! Может, черные глаза Азау сейчас любуются тобою? 0, подземный Барастыр, а может, ее белое тело давно гниет в земле! -и в этих горьких думах встречал он утро.
Таймураз дважды отправлялся на поиски Азау, но даже следа ее нигде не было, и он возвращался ни с чем. Родственники пытались женить его: не одно девичье сердце страдало по нему, но он и слышать не хотел о женитьбе и ни на кого не обращал внимания.
Тоска и горечь любви могут до времени свести человека в могилу. Таймураз начал таять на глазах,
