может, поведаешь мне, где ты умудрился столкнуться с отродьем из Аркоса? Не на тракте же оно разбойничало, в самом деле?
– А зачем твари в холода по грязным дорогам шастать, если ее в святилище и привечали, и кормили сытно? – Едва заметная улыбка «карающего» была полна горечи, но Матушка истолковала эту усмешку по-своему и сердито заметила:
– Ты совсем из ума выжил? С подобным не шутят!
– Он и не думал смеяться, Матушка. – Решив, что приспела пора спасать Морида от гнева Хозяйки Римлона, я выступила вперед и пояснила: – Тварь обитала в Нижнем храме мэлдинского святилища. Ее призвала в этот мир Матерь Ольжана, и я воочию видела Аркосское отродье и оскверненный алтарь. Готова поклясться Седобородым и Маликой.
– Прежде чем клясться, скажи, из каких сама будешь? – Теперь алые, опушенные белыми ресницами глаза Матери были устремлены прямо на меня. По лицу Старшей было видно, что хотя она и не жалует Мэлдин – при одном упоминании об этом святилище между бровями хозяйки Римлона пролегла сердитая складка, – поверить в то, что служительницы Милостивой опустились до запретного колдовства, ей тоже было непросто.
– Я – Энейра из святилища Дельконы, прибыла в Мэлдин по воле Матери Вериники. Открыв у меня способности к ментальной магии, она решила, что мне необходимо обучение у тех, кто считался сведущим в такой ворожбе.
Старшая выразительно сморщила нос:
– Атакующая магия – удел мужчин. Женское предназначение иное!.. С другой стороны, если Малика одарила тебя такими способностями, пренебречь ее волей – худшее, что можно предпринять.
– Матерь Вериника посчитала так же, – покладисто согласилась я. Несмотря на нелюбезный прием, Хозяйка Римлона была в своем праве.
– Верительные письма или подорожная у тебя есть? – продолжала свой допрос Старшая, и я без лишних слов вручила ей оставшиеся у меня бумаги с печаткой Дельконского святилища, а после продолжила:
– Попав в Мэлдин, я обнаружила в нем некую неправильность, но сложить все воедино было нелегко. Позже, благодаря Мирне, что приехала сюда искать прибежища для себя и сестры, я выяснила истинную суть Мэлдина и узнала, что жрицы нередко использовали послушниц для упражнений в ментальной магии.
Старшая, изучив письмо, вновь посмотрела на меня.
– Ты подвергалась ментальной атаке?
– Да. Несколько раз.
– Ясно. – Складка между бровями Смиллы стала еще глубже. – Это дело не терпит отлагательства, но сперва я должна убедиться, что аркосская скверна не пришла сюда вместе с вами. После этого – обед, а затем я жду подробного рассказа о произошедшем. – С этими словами она подошла ко мне, сжимая в руке оберег.
Я покорно приняла благословение Смиллы, а она, убедившись, что мои спутницы не запятнаны Аркосом, удовлетворенно кивнула и покинула комнаты. Мирна же, проводив хозяйку Римлона затравленным взглядом, тут же предложила:
– Может, лучше уехать, пока не поздно? Она бранится, да и глаза у здешней Матери страшные…
– Вот когда на римлонской кухне каша подгорает, глаза у Смиллы действительно страшные, – немедля подал голос Морид и, хмыкнув, добавил: – Поверь, малышка: Смилла – это последний человек, которого тебе следует опасаться в этом мире, а если она возьмет тебя с сестрой под защиту, то можешь уже ничего не бояться.
– Хорошо, если так, – тяжко вздохнула Мирна, но тут пришли жрицы с обещанным Матерью обедом, и разговор прервался сам собою.
После еды нам дали отдохнуть от силы час, а потом был обещанный Смиллой разговор. Вначале для допроса увели Морида, затем Матерь в окружении двух старших жриц долго расспрашивала меня и Мирну. Пристального внимания Матери избежала лишь Рудана – из-за малолетства ее не стали дергать и тревожить, отправив на прогулку в местный сад под надзором тихой и улыбчивой послушницы.
Мирна под строгими взглядами жриц то бледнела, то заливалась румянцем, но не плакала, рассказав все как есть, без утайки. Запнулась она лишь тогда, когда разговор зашел о Ларинии, а Смилла, увидев, как девчушка, вновь став белее полотна, тихо бормочет «Она целовалась… Стыдно…», предупреждающе подняла руку.
– Довольно. Если хочешь, дитя, ты все остальное поведаешь во время исповеди, – после чего повернулась ко мне: – Тот нож, которым ты разбила камень, при тебе? – И, получив утвердительный кивок, приказала: – Передай его мне.
Никогда прежде я не видела такого вороженья – Матерь Римлона оглаживала нож, точно котенка, и упрашивала показать ей то, что произошла в Нижнем храме, а исходящая от жрицы сила мягко окутывала и ее саму, и находящееся в ее руках травническое лезвие. Наконец нож откликнулся на призыв Смиллы, и она напряженно застыла, глядя куда-то в пустоту широко распахнутыми
