Да уж, никто не мог ни войти, ни выйти отсюда незамеченным, а все благодаря ориасокам, великанам-привратникам, которые несли дозор у единственных въездных ворот. Сегодня у стражей столько работы, что после обеда на подмогу отправили нескольких старшекурсников.
Двери в бальный зал, занимавший большую часть правого крыла, были распахнуты. Помещение поражало колоссальными размерами, серебристыми узорами на стенах и куполообразным потолком до небес.
— Предчувствую незабываемый вечер, — хихикнула Лири. — Так… Если потеряемся в толпе — жду тебя в десять в галерее на заднем дворе.
Они переступили порог, окунувшись в море громких голосов, запахов и звуков. Стены украсили сетями и иллюзиями огромных «черных вдов», а на окнах болтались на сквозняке «ведьмы» на метлах. С главной люстры вниз головой свисал не кто иной, как дирижер в костюме вампира. Он ловко махал палочкой, контролируя музыкантов, восседавших посреди зала в гондоле, на встроенном озерце с кроваво-красной водой.
— Долго не продержится, — скептически сказала Эйлин.
Лири кивнула, высматривая в толпе Ноэля.
— А, Госпожа Лавкрофт, я вас ищу. Подите-ка сюда! — господин Зоркин, извиняясь на каждом шагу, проталкивался к Эйлин. — Идите за мной, хочу вас кое с кем познакомить!
Преподаватель был чрезмерно воодушевлен — наверное, выпил до бала, и не один бокал. Он все время озирался, проверяя, не растворилась ли Эйлин в толпе.
— Прикройтесь… улыбайтесь, — шептал он ей наставления.
Эйлин поправила шелковую, еще бабушкину, шаль, завязанную бантом на шее, и, когда профессор наконец остановился, растянула губы в искусственной улыбке. Перед ней с бокалом вина стоял высокий мужчина в красном фраке, с кривыми рогами на голове. И вид у него был как у правителя мира, не меньше — с таким превосходством он разглядывал окружающих. Длинные тонкие ноги, поддерживавшие приличный живот, устали, и рогатый элегантно оперся на спинку кресла.
— Прошу, ваша светлость, вот студентка, о которой я говорил. Подает надежды. Усердная. И… — Казалось, на другие похвалы воздуха не хватало, так что господин Зоркин умолк на полуслове, в каком-то полусогнутом положении просящего.
Эйлин тоже прониклась моментом, но самоуничижение преподавателя смутило, и она не знала, с чего начать разговор и стоит ли открывать рот вообще.
Рогатый только хмыкнул, больше времени уделяя своему бокалу: понюхал, пригубил вино, причмокнул и посмотрел на часы. Естественно, такому демону ада скучно на детском утреннике.
— Я хотел… — опять завел шарманку господин Зоркин, которого жизнь ничему не учила.
— Хотел? От меня полмира постоянно чего-то хочет. А вы, — он снизошел до Эйлин, — одинаково усердны во всех областях, судя по вашему вульгарному наряду?
На этом демон дал понять, что разговор окончен. Преподаватель поклонился и сделал шаг назад. За те мгновения, что они провели с рогатым, господин Зоркин вспотел; утирая платком блестящие капли со лба, он защебетал себе под нос:
— Чудесно… Просто замечательно… вышло как нельзя лучше!
У Эйлин внутри все клокотало от гнева. Так ее за два месяца еще не унижали, даже Гесс померк.
— Что чудесно?! — вспылила она, но профессор проигнорировал ее недовольство.
— Это Фабиан Ди Наполи, брат очень могущественного человека — советника регента. Одно его слово — и жизнь изменится!
Чья жизнь — студентки или преподавателя? Складывалось впечатление, что профессор пытался выслужиться перед герцогом, подсунув «свежую магическую кровь». Да только пресыщенный демон ада вместо благодарности преподнес на блюдечке испорченный вечер. Руки все еще тряслись, и, чтобы не нагрубить преподавателю, Эйлин решила остыть на свежем воздухе.
Парадное крыльцо — вот где не так людно; протолкавшись в холл, Эйлин побежала к главному входу. Стоило взять у официанта коктейль, но большинство напитков по цвету напоминали папины настойки. Наконец, оказавшись на широкой ступени портика, она облегченно вздохнула, свернула направо — и лицом к лицу столкнулась с незнакомой женщиной. Та плакала.
— Простите! — извинилась Эйлин, и незнакомка, испуганно посмотрев на нее, разрыдалась еще больше. Присоединиться к ней, что ли… — Я могу вам помочь?
— Вот. — Та указала пальцем на треснувший пополам горшок, в котором росли алые орхидеи. — Чем уж тут поможешь?
Эйлин любила цветы очень выборочно, но к орхидеям питала что-то вроде уважения, поэтому предложила первое, что
