смотреть не хотелось. Что там можно найти? Осуждение – ничего больше.
Подавив в себе желание развернуться и показать спину, Миара все же вошла в пещеру. Краем глаза заметила Банрута. Врачеватель, воспользовавшись короткой передышкой, достал из заплечного мешка ящичек с настойками и зельями, выбрал одну из склянок и, откупорив, вытряхнул на язык пару капель.
Таремка почувствовала знакомый запах терпкой горечи.
– Настойка из хасиса? – Она старалась одновременно не упускать из виду северян, столпившихся у кучи хлама: они предусмотрительно тыкали в нее острогами и вилами. – Банрут, хасис туманит рассудок.
– Я жажду тумана, госпожа, – грустно улыбнулся тот. – Силы покидают меня. Боги не хотят говорить со мной. Я словно ослеп и оглох с тех пор, как мы вошли в это проклятое место. Нам нужно поскорее выбираться отсюда, пока оно не сожрало нас. Здесь что- то есть. Ты разве не чувствуешь?
– Не думала, что твоя вера так слаба! – грубо бросила Миара, затем метнула взгляд-молнию на склянку в его кулаке и отвернулась, чтоб не поддаться желанию залепить врачевателю пощечину. Банрут нравился ей своей непоколебимой верой в провидение и какой-то данной свыше мудростью. Но, как оказалось, все это испарилось, стоило возникнуть мало-мальски серьезному испытанию. – Зачем только поплелся следом? Ты же молился там, на улице. Испросил у Изначального благословения. И получил его.
Вместо ответа он вытряхнул еще несколько капель и с отсутствующим видом оперся спиной о стену. При этом глаза врачевателя были широко распахнуты, а взгляд фокусировался на чем-то очень далеком. На чем-то за пределами пещеры.
«Одно к другому…» – подумала таремка. Уж если снежный ком покатился с горы, не удивляйся, если к подножию он обернется лавиной. Махнув рукой на Банрута, Миара присоединилась к исследованиям северян. Между тем, они уже растащили вилами кучу с мусором и теперь рассматривали находки. Не считая выцветших лохмотьев, распадающихся прямо в руках, останков какой-то мебели и пары ржавых, ни на что не годных клинков, здесь нашлось несколько книг, обломки глиняной посуды и небольшая шкатулка, обгоревшая в нескольких местах.
Книги оказались настолько старыми, что разобрать хоть слово на их желтых страницах, покрытых пятнами плесени, не представлялось никакой возможности. Дорогие уголки обложек растеряли благородную позолоту, облупились. Да и сама обложка пошла пузырями, вспучилась. Обычно книги высоко ценились на рынках Эзершата. И не беспочвенно: на изготовление одного тома у мастера уходило много времени и сил. Не говоря уж о материалах – зачастую на отделку шли драгоценные камни и металлы. Но те экземпляры, что сейчас просматривала Миара, вряд ли стоили больше просто медяка – слишком испорчены.
Таремка поначалу все равно хотела забрать книги: добрым вещам не место в удушливом мраке пещеры, но потом прикинула, что насытившиеся влагой тома будут слишком обременительными для нее – и отложила.
Тем временем Дорф старательно пытался вскрыть обгоревшую шкатулку. Наконец у него это получилось. Раздался звонкий щелчок – и крышка откинулась на скрипнувших петлях. Следом раздался разочарованный вздох северянина. Миара поднялась, невольно усмехнулась – вряд ли кому-то из местных нужны писчие принадлежности: несколько гусиных перьев, пустая чернильница и небольшой правильный нож для заточки перьев.
– Видишь, кто-то здесь жил, – сказала таремка. – И, похоже, жил долго. Значит, бояться нечего.
Спокойствие пещеры взорвалось от пронзительного визга. Раз, второй, третий. Мир пошатнулся и поблек.
Визг тянулся оттуда, где на крючках висела одежда. Был он высоким и тонким, дребезжащим, как натянутая тетива. Один за другим северяне валились на землю, закрывали ладонями уши и бились в судорогах. Их рты раскрывались, но крики тонули во все новых и новых волнах визга. Остался лишь он и неясные тени под потолком.
Миара в последний момент успела заметить, как одна из темных накидок встрепенулась и сорвалась с места. То, что выглядело как ткань, на глазах превратилось в странную летающую тварь, с огромными полукруглыми крыльями, отдаленно похожими на кожистые крылья летучих мышей. «Накидка» зависла под потолком, развернулась, показывая обратную сторону себя: в самом центре белесой, покрытой мелкими пятнами груди, скалился рот, полный мелких острых зубов. А между ними извивался узкий раздвоенный кроваво-красный язык.
Таремка отчаянно пыталась справиться со слабостью, но тщетно – пол буквально выпрыгнул из-под ног, метнув ее на пол. Кругом все тряслось, что-то далекое и гулкое прокатилось по телу. Она перевернулась на спину, потом на бок, одновременно вгрызаясь ногтями в пол. В висках колотилась острая боль. Факел вывалился из рук и покатился по полу, подпрыгивая и бросая на стены бьющиеся в агонии тени. Света становилось все меньше, пещера погружалась в полумрак безумия.
Краем глаза Миара отметила, как что-то рухнуло с потолка – совсем рядом, в считанных шагах. Переведя взгляд, увидела одного из северян. Мужчина лежал на земле, руки и ноги его мелко дергались, а на груди несчастного устраивалась крылатая тварь.
