сторону, либо же вовсе выбрасывать за пределы сознания, если больше не пригодится. Первое место в голове сейчас занимала Алиса, воспоминания о том, как провел с ней этот день, разговор с Ульяной, поставившей перед ним свершившийся факт, которого намеренно избегал, и, собственно, эта самая вечерняя прогулка… Отбросить все, выцепить, разложить и успокоиться. Сейчас не место таким вопросам, все можно решить завтра, когда решит самую важную на сегодня задачу.
Голове стало легче, она освободилась от лишнего мусора, сейчас уложенного и отложенного на завтра, позволив мыслям заняться более важными вещами, а именно сегодняшней вылазкой в администрацию. Первым шагом необходимо показаться на глаза вожатой, столь неудачно оказавшейся его соседкой, конечно, желательно иметь такой домик в личном распоряжении, но не убивать же, в самом деле, Ольгу Дмитриевну. Слишком много ненужных вопросов это вызовет… Постучавшись, Эдвард услышал из-за двери недовольное «входи» и зашел внутрь.
Ольга Дмитриевна была еще в форме, явно его дожидаясь, но из-за позднего времени уже едва раздвигала веки от накатившейся сонливости. Спасенный ее усталостью, Эдвард лишь отделался легким «завтра поговорим», после чего снова был выставлен за дверь, вынужденный ждать, пока вожатая переоденется, наблюдая за ночным небом и против воли раздумывая, зачем он вообще в этом «Совенке». В совпадения и случайности не верил, а мысли о том, что это все может быть его предсмертным бредом, откатывались все дальше и дальше, буквально разбиваясь о нелогичность этого лагеря. Его сознание, пусть даже пораженное кислородным голоданием из-за остановившегося сердца, просто не в состоянии выдумать подобный бред, где слишком много всего столь незнакомого ему. Здесь было что-то другое, куда более сложное и явно более интересное…
Ольга Дмитриевна постучала в дверь изнутри, сообщив, что переоделась, и теперь он тоже может зайти в домик, чтобы получить свои положенные несколько часов сна. Раздевшись и повесив одежду на спинку кровати, чтобы потом легче и без лишнего шума ее можно достать, Эдвард повалился на кровать, открыв глаза и разглядывая стыки досок потолка над головой, занимая именно свой мозг какой-либо работой, только не давая ему успокоиться. В состоянии такого вот ожидания легче всего пропустить тот момент, когда организм начинает отключаться, постепенно переходя в режим сна.
Хорошо хоть, ждать только долго не потребовалось, уже через несколько минут со стороны кровати его соседки доносилось равномерное посапывание, вожатая за этот день действительно набегалась и изнервничалась, отключившись практически сразу, как только голова коснулась подушки, но Эдвард еще выждал некоторое время, прежде чем снова покинуть домик. Осторожно, поскольку в ночной тишине половицы пола предательски громко скрипели, он слез с кровати и, убедившись, что вожатая действительно спит, надел форму. Сейчас будет лучше в ней, чем в своем комбинезоне и керамитовых сапогах, точно не предназначенных для тихих операций. Еще раз оглянувшись на вожатую, вышел за дверь и осторожно закрыл за собой дверь, замок тоже щелкал даже слишком громко, но, к счастью, не настолько, чтобы прервать сон уставшего человека.
«Совенок» спал, огни не горели, фонари отключили за ненадобностью, и даже самые беспокойные из пионеров вернулись в свои домики, загнанные туда ночной прохладой, только шелест деревьев да звуки ночных насекомых, играющих свои ночные трели в тишине под звездным небом. Здесь даже темнота была другая, не пустая и безжизненная, к которой привык, а наполненная своей жизнью и постоянными звуками, шелестами, птичьими трелями и поскрипываниями, отвлекавшими внимание. На всякий случай, держась в тени деревьев и не выходя на открытое пространство, Эдвард осторожно выбрался на площадь и свернул к административному зданию, черным кубом выделяющемуся на фоне темно-синего неба. Даже по первому взгляду можно понять, что здесь находится некое административное учреждение, от него буквально веяло бюрократической придирчивостью и административной безликостью: прямоугольные окна, сейчас закрытые на ночь, строгая красная кладка стен, уже облупившаяся и давно не ремонтируемая, и та неуловимая строгость и угловатость, что присуща только тем зданиям, где заседает управление или какие-либо ответственные органы.
На первый этаж вела стеклянная двустворчатая дверь с деревянными рамами, но, чему Эдвард весьма и весьма удивился, открытая, кто-то даже заботливо кирпич подложил, что створка не захлопывалась. Это уже не проступок, это самое настоящее преступление, здесь даже спрашивать не будут, что и как, а просто расстреляют. Причина такого выяснилась очень скоро, на зацементированное крыльцо вышел охранник, совсем старый дедок, с кустистой седой бородой и в забавной шапке с коротким козырьком, одетый лишь в затасканный армейский камуфляж, притащив с собой деревянный стул, на какой сразу и уселся с облегченным кряканьем. Посидев так пару минут, вытащил из внутреннего кармана пачку сигарет и закурил, яркой красной точкой указывая на свою позицию любому в радиусе нескольких сотен метров. Эдвард, пригнувшийся у угла здания, был готов расхохотаться от такого клинического идиотизма охраны, но этот дедок действительно просто скучал, не воспринимая свои обязанности как нечто серьезное. В самом деле, кто в здравом уме полезет в администрацию детского лагеря?
Аккуратно подбираясь поближе, Эдвард по пути подобрал небольшой камешек и кинул в кусты напротив, отвлекая внимание охранника. Ночью все равно ничего не происходит, а шелест в кустах уже целое событие, так что дед, не вынимая сигареты изо рта,
