– Стихии! – воздел руки к небу император. – Что за наказание!
– Лучше его отдать на растерзание нашим журналистам, – наклонился к отцу Ричард, – чем давать это самое интервью самим.
Я с негодованием посмотрела на него.
– Мама! Отец! – подскочил Феликс. – Вы что – опять ругаетесь?
– Ни в коем случае, – потрепала я его по голове, а Ричард с гордостью окинул взглядом всех присутствующих – смотрите, дескать, какой у меня сын.
Феликс первый стал звать Ричарда отцом, и получилось у него это как-то… просто и сразу. Пашка – по моим наблюдениям – тоже был готов. И у него время от времени вырывалось. Рэм, видя, что я счастлива, успокоился.
О русалке мы больше не слышали. Только иногда мне снились золотые змеиные глаза, в которых, будто волны морские, плескались одиночество и боль… Я надеялась, что когда-нибудь Ия тоже будет счастлива.
– Вот скажите мне, госпожа Блер, как мы вам? – услышала я голос его величества. – Не как персонажи ваших статей, а как живые люди? Очень отличаемся от той картины, что нарисовало вам воображение?
Я поспешила спасать бедную журналистку, которую Фредерик до сих пор проверял. Он устраивал допрос при каждом удобном случае, пытаясь решить, безопасно оставлять ее рядом со мной или нет.
– Отличаетесь, ваше величество. – У девушки получилось улыбнуться беззащитно и искренне.
– Чем же?
– Как вы верно заметили – вы живые люди…
– И в чем это проявляется? Говорите то, что думаете, – я позволяю.
– Вы действительно подавляете своей мощью. Я читала, что когда видишь вас – испытываешь желание покориться. Но думала, что это фигура речи. Оказалось – нет.
– Что еще?
– Вы заботливы по отношению к тем, кого вы любите.
– Вы весьма наблюдательны, милая барышня, – усмехнулся император.
Госпожа Блер смутилась, я же нахмурилась и выразительно посмотрела на императора.
– А чем вас удивил принц Ричард Тигверд? – продолжил Фредерик. Но намного мягче.
– Нежностью…
– Да, вы правы… – Император о чем-то глубоко задумался и вдруг спросил: – А наследник?
– Фредерик, можно вас на минуточку? – решила я, что самое время спасать Джулиану.
– Не нравится мне ваша новая знакомая, – тихо, чтобы слышала только я, прошипел император, оставив художницу в покое.
– Она просто попала в тяжелые жизненные обстоятельства, – в который раз отметила я. – Ради того, чтобы всего-навсего остаться собой, этой девочке пришлось пройти через ад. И это случилось во вверенной вам империи, где писать картины – неприемлемо для женщины, даже при условии явно выраженного таланта!
Фредерик недовольно покачал головой и отправился к моему отцу. И гномьего самогона можно выпить, и мое неразумное поведение обсудить. А я поспешила к любимому.
– Слушай, я вроде придумала, как можно назвать нашу собаку, – тихо проговорила я на ухо Ричарду.
– Как?
Поскольку были все свои, он обнимал меня, и покидать его уютные объятия не хотелось.
– Принцем, – едва не лопнув от собственной креативности, ответила я.
Ричард грохнул:
– Что?! Это невозможно, любимая. Подобный поступок – оскорбление короны, даже в рамках нашей семьи. Нас сошлют на рудники втроем – тебя, меня и… его.
– Вот видишь – ему нужно имя! И потом, ну как такое очарование может тянуть на оскорбление короны? – кивнула я на щенка, который с умильным видом выпрашивал у Наташи лакомство. Писательница из последних сил крепилась, но, судя по всему, уже готова была сдаться.
– Прости, но не положено.
– Ладно. – И тут мне в голову пришла еще одна гениальная идея. – Назовем его Флоризелем.
– И кто это?
– Это один очень известный принц, который много путешествовал.
