– Вы как себе это представляете? – презрительно отозвался господин Хорм. – Гостья… императора – и на кухне. Да… При императоре Максимилиане такого бы не было. Тогда все знали свое место. И девки по императорскому дворцу не бродили с распущенной волосней. И уж тем более распоряжений не отдавали.
– Может быть, тогда императора кормили вовремя? – язвительно поинтересовалась я. – А то, как ни встретишь его величество – он то не завтракал, то не обедал, то не ужинал?
– Вы и так – пощечина всему, что есть в империи, – величественно изрек старик, – сидели бы вы в своих покоях и не выходили бы на люди свой позор показывать.
– Лучше скажите, кто заведует тем, чтобы его величество кушал регулярно, четыре раза в день?
– Да какое твое дело? – взвизгнул господин Хорм.
– Если вы отвлечетесь от своих обличительных речей и оскорблений в мой адрес и вспомните все же, кто есть кто, то ответите на мои вопросы. И мы с вами подумаем, как все организовать, чтобы и его величеству, и его окружению было комфортно.
– Вот при батюшке императора Фредерика… – опять завелся управляющий двора.
– Видимо, император Максимилиан не питался вообще. Или ходил для этого по придворным. – Я смотрела на Хорма в упор, в лучших традициях психологических тренингов, целясь в переносицу. Показалось мало, и я представила, что он мой ученик и не выучил историю… Видимо, перестаралась. Старик не выдержал и заорал:
– Ты что – всерьез решила, что если постель милорда Верда на императорскую поменять, можно во дворце распоряжаться?
– Вот вы мне скажите, уважаемый… А у вас приказ какой? – нежно улыбнулась ему я.
– Выполнять ваши распоряжения. – Лицо у господина Хорма стало такое, словно он уксуса хлебнул во славу империи.
– Вот и выполняйте, – так же ласково посоветовала ему я. – А в мои отношения с императором Фредериком и принцем Тигвердом не лезьте, мы сами как-нибудь разберемся.
На пороге моей гостиной послышались негромкие, но выразительные аплодисменты.
Мы обернулись. Старика знатно перекосило – это был император. Собственной персоной. Распорядитель согнулся в низком поклоне.
– А вот скажите мне, – проскрежетал Фредерик, – как бы с вами поступили при моем благословенном всеми четырьмя стихиями правильном батюшке за такие разговоры?
– Позорная отставка. И рудники за оскорбление члена императорской семьи, – чуть слышно ответил распорядитель.
– Отлично. Значит, вы отдаете себе отчет в своих поступках.
– Ваше величество! Но ведь так все равно нельзя. Фаворитка должна знать свое место. И она не может вести себя как первая дама двора. Как ваша супруга! – уже не мог остановиться старый служащий.
– И вот почему меня называют тираном? – обратился Фредерик ко мне. – У меня иной раз складывается ощущение, что вокруг меня – абсолютная вольница. И каждый делает то, что ему вздумается. И более того, оскорбляет людей, которых я считаю своими. Тем самым оскорбляя меня как повелителя. И хозяина.
Старик рухнул на колени.
– Просто прислуга слегка одичала от невнимания, – пожала я плечами.
– Слушайте, – у императора загорелись глаза, – а вы можете сотворить то же чудо, что и в поместье сына?
– Еда вовремя?
– И пирожки, – мечтательно прикрыл глаза император.
– Вот вы точно еще не ужинали, – нахмурилась я.
– Но я сегодня обедал! – похвастался Фредерик. – Ирвин сказал, что он подаст в отставку, поднимет бунт и уйдет лечить верхушку Османского ханства, если я не съем суп.
– Зачем же до такого состояния доводить замечательного специалиста? – удивилась я.
– Некогда было! Кстати, Крайому тоже досталось, – наябедничал император.
– Хорошо, ваше величество, я согласна. Только у меня будет одно условие.
– Вот так сразу, – нахмурился Фредерик.
– Я вам напишу, в какие часы вы кушаете, а вы – приходите. И едите. Несмотря на занятость, совещания, мероприятия и прочие события. И не доводите меня до бунта. А то мы его поднимем вместе с господином Ирвином. И будет вам на завтрак полезная овсянка. На воде. И без соли.
– И на черном знамени восставших будет миска с кашей.
– Именно, – кивнула я. – Как символ правильного питания…
