вскочил и куда-то побежал...
Деревенская улочка с редкими огоньками в оконцах казалась чужой и незнакомой. Могучие сугробы с заломленными набок верхушками отливали синеватым блеском. Избы от снега были бородатыми, тяжелыми, будто раздались вширь. В бездонной темноте неба ярко сияла серебряная сеть холодных лучистых звёзд, их свет был ровен и остр, полон глубокого и неземного спокойствия.
Глава 2.
Сосны и ели в зимнем лесу стояли нахохленные, заснеженные, время от времени роняя скопившиеся пушистые шапки, падающие на землю с глухим стуком.
Небольшая группа людей одетых в разношерстную одежду сидела на лесной поляне перед большим, ярко горящим костром. Его пламя ярко взметалось ввысь красными лоскутами, зарывалось в густом дыму, рассыпалась каскадами искр. Сухой хворост трещал и тлел в тихом воздухе. От огня краснели поленья. Терпкие, душистые клубы сладкого дыма от березовых дров не спеша тянулись к небу.
Разбойники в засаленных бархатных кафтанах, в сермяжных зипунах, в овчинных шубах и изодранных рубищах угрюмо молчали. Хмурые мысли "бродили" в их головах. У многих присутствующих в лесу за поясами торчали топоры, кое у кого мечи, у некоторых в руках были дубинки и рогатины. Романтики с большой дороги оторопело уставились на потрескивающий огонь, замерли в тягостном, настороженном молчании. Они не глядя по сторонам, с замиранием сердца, внимательно слушали россказни косоглазого Гришки Молчуна. Страшные истории, которыми юродивый рассказчик тешил лихих людей тусклым голосом, были уже неоднократно выслушаны. Но он снова и снова пересказывал их, каждый раз, вспоминая на ходу новые подробности, добавляя пропущенные ранее факты или жуткие описания событий.
— Худо дело, робята! — косматый уродец подвел неутешительный итог очередного рассказа. Внезапно он сморщился от резкого припадка боли и затрясся, как будто у него начался припадок эпилепсии. — Н-нажили вы беду, да не скоро теперь её в- выживете. Не будет вам удачи теперяча в лихом деле. — Предсказатель зауныло завыл. Замахал руками. Затряс бородой. Он прищурился и посмотрел на главаря. — Ох, Иван... Иван — голь кабацкая! Как же ты мог? Что же, ты, учинил? Накликал страшну бедушку на себя и своих людей! Разбудил силу страшную. Силу страшную — неведомую. Идет по твоему следу бес "Рыжий". Ведет он за собой молодых "волков". Он хитер и изворотлив. Он алчен и не знает пощады. О-о-о... — Божий человек страшно выкатил глаза. Задыхаясь от страха начал хватать ртом воздух. — Никто! Слышите, никто! Не может перейти ему дорогу. — Рассказчик очень выразительно и глубоко вздохнул. — Ох-хо-хо! — Он запричитал и заново оглядел разбойников. — С сильными не боритесь, с богатыми не судитесь. Ой, зря ты, Иван, остановил караван этого помещика из Таганово. Предупреждали тебя люди добрые — оставь в покое обозы помеченные "ранжевыми" флажками. Нечисто это дело. Греховное. А теперь всё! Сживут вас со свету до единого. И кровь прольется всякая — и темная, и светлая! А мужичков ежели, что в твоей шайке маловато. Не справятся они с его волкодавами! Говорят, по характеру те — хуже зверя лютого. Не берет их не сталь и не серебро. По следу идут словно гончие. И не спрятаться от них и не скрыться — ни в светлый день, ни темную ночь.
— Да-а-а ла-а-дно, — неуверенно протянул атаман. И со страхом посмотрел в темноту. Лоб его покрыла испарина от волнения. — Что ты пустое мелешь? Ерунда все это. Бабкины сказки. Как будто про нечисть рассказываешь. — По спине Разбойника пробежал холодок страха. Он протянул озябшие руки к костру. Потер ладони.
— Тьфу! Тьфу! Тьфу! Нечистого в ночи помянул — беды не оберешься! — ватажники закрестились. Стали сплевывать через плечо. Пожилой, седой крестьянин машинально совал в разгорающееся пламя ветку за веткой, стараясь не допустить надвигающейся темноты.
— Ерунда, говоришь? — рассказчик снова выкатил свои белёсые, безумные глаза. Сильно вытянул вперед синие, замершие губы. Оскалил пеньки гнилых зубов. В глазах его кроваво засверкали отблески от света костра. Он вдруг резко поднялся, сделал несколько шагов в сторону и замер. — Вона-на, что! Разрази гром в простоквашу! Не уразумел ты, Иван моего рассказа, а жаль... Не зря знающие люди сказывают, что учить дураков — не жалеть кулаков. Все те, кто на его караваны покушались, сгинули без вести. Преставились. Всех до единого приняла "Мать сыра земля". Никто не ушел от наказания. Все тати умерли в муках и страданиях. — Божий мученик начал креститься. — Царство им небесное! Свят... свят...
— Так уж и все? — осоловело произнес вожак. Он передернул плечами. Поежился. Запустил свои руки в черную как смола бороду. — Ишь проповедник нашелся! Будущее предсказывает. — Атаман невесело засмеялся, стараясь сохранить остатки
