остальных зол.
В глубине души Алиса была согласна с его словами. Обратный путь стер из памяти чувство непреодолимой связи с мальчиком Аланом, который растерянно сидел на траве в своем крылатом сне. Чем дольше она слушала увещевания Феты, чем острее чувствовала недоверие Братьев, чем чаще видела страх в глазах Лина, чем полнее осознавала рожденные не ее мыслями слова, что срывались с губ, тем сильнее ее мучили сомнения.
Теперь Алиса понимала, как смутна весть, принесенная ею в Город. Слишком многое изменил пройденный путь. И отныне она всегда будет чуть в стороне от остальных. Потому что, как бы ни хотелось ей сейчас солгать самой себе, при мыслях об Алане сердце ее все равно пропускало удары. Его неизмеримая сила, бездонный океан знаний, что таится в нем, весь его образ, который не может существовать, но существует… Все это побуждало Крылатую распахнуть окно, выскочить наружу, подняться в воздух и лететь не останавливаясь, пока под ногами не окажется пружинистый травяной ковер оазиса.
Другая же часть Алисы, истосковавшаяся по дому и ловившая заботливые взгляды Лина, хотела, чтобы она рассказала Освальду все как есть. Чтобы кто-то другой, умный и взрослый, решил за всех.
Крылатая боялась, что ноша, которую она приняла на себя вместе со знанием и старым венком Феты, придавит ее к земле так, что сотрет в мельчайшую пыль, которая развеется над песками. Но не было больше дороги назад. Алиса вспыхнула серебряным Огнем в первую же минуту крылатого сна.
Она выпрямила спину, чувствуя, как виски сжимает невидимый венок, и, посмотрев в глаза Освальда, сказала:
– Как бояться, если наше дело правое?
Тот глухо засмеялся, но оборвал смех так резко, словно и не было этой вспышки горького веселья. Он пожал плечами:
– Ну, коль так, Крылатая, значит, веди меня. Я полечу с тобой.
Меньше всего Алисе хотелось брать в дорогу этого худощавого, лысого мужчину с его острым взглядом и таким же острым умом. Он многим неуловимо напоминал ей Томаса, и внутренним стержнем, отстраненностью, и уверенностью в себе. Но было в нем и другое. Девушка не могла подобрать определение, но она точно знала: окажись его дочь в лазарете, как Юли, Освальд бы дал ей умереть, но не нарушил Закон. Вот только правила эти писались людьми, мерзким Правителем и его прихвостнями, так была ли в них правая сила?
Алиса хотела произнести что-нибудь хлесткое в ответ, но в толпе зашумели. Расталкивая плечами Братьев, к ним вышла крепко сбитая девушка с длинной рыжей косой. Ее отливающие золотом глаза смотрели решительно и упрямо.
– Я тоже отправлюсь. – Она совладала с дрожью в голосе и повторила: – я тоже могу.
Освальд возмущенно втянул воздух. Теперь он будто стал ледяным столбом.
– Ты сошла с ума, Сильвия. – В его тоне не прозвучало ни единой теплой нотки. – Вернись на место. Не позорь себя.
– Нет, я пойду! – Девушка не отрывала глаз от Алисы. – Ты должна меня взять. Я хорошая охотница, я знаю съедобные коренья, умею готовить и сторожить. Ты должна согласиться.
Крылатая слышала в ее голосе мольбу, плохо замаскированную сбивчивыми объяснениями. Что-то в девушке просило ее, умоляло, взывало понять и взять с собой. Алиса растерянно обернулась.
Освальд отвел глаза, отрицательно качая головой. Крепыш Дейв же переводил взгляд с пунцовой Сильвии на собрата.
– Прости, голубушка, но, право слово, зачем тебе туда? – начал он. – Вот разузнают Братья все как следует. И все полетим. А пока… Обожди, Сильви, детка… Обожди.
Девушка упрямо топнула ногой в тяжелом ботинке.
– Пятая страница Закона, пункт о ступени воды и надежды. Любой доброволец вправе пойти, если речь идет не о поисках, а о найденном месте и лагере на нем. Я пойду, Дейв.
– Ты будешь обузой, – холодно проговорил Освальд, глядя в окно.
Эта фраза мгновенно обожгла и без того пылающую смущением Сильви. Она судорожно вдохнула, сдерживая подступившие слезы, но повторила:
– Я пойду. Я имею право.
И стремительными шагами вышла за дверь. Освальд проводил ее тоскливым взглядом, но тут же взял себя в руки.
– Такое впечатление, что мы собираемся на званый обед в общем доме, а не на вылазку, цена которой – выживание Города. Пара обормотов, не знающих ничего о подчинении, сумасбродная девка с кореньями… Кто еще?
Дейв завозился в своем углу.
– Ну, уж я точно пойду, брат.
– Нет, прости… – Первый раз в голосе Освальда прозвучали живые ноты. – Кто-то из опытных братьев должен остаться.
