подкрепление, то местность у крепости лесистая и Глыбыру без труда удастся остановить удар конников. На этот счет уже даны были распоряжения, и отряд дровосеков был готов вытесать колья, едва армия достигнет лесов у твердыни.
Особо душу Глыбыра грела мысль о том, что в крепости у него много сторонников, и, возможно, Грозора ему просто швырнут со стены, а врата сами собой откроются.
Длинномеч потянулся и широко зевнул. Кольчуга на его могучей груди вздыбилась, как шерсть на хищнике и со звонкими переливами опала, едва он опустил руки. Тут же ухватив свой любимый меч, Глыбыр поднял его над головой и несколько раз взмахнул им. Он почувствовал, как напряглись мышцы, а по сосудам волнами разошлось тепло от прилившей крови.
– Гедагт, – позвал он, – спишь ли?
– Нет, отец. Я жду сигнала.
– Не вернулись еще глаза наши?
– Нет. Я указал им не возвращаться, но знак подать рочиропсами во-он с того склона.
– Хорошо. Поднимай войско.
– Похо-о-од! – зычно закричал Гедагт, вставая на ноги при помощи громадного топора.
– Похо-о-од! – подхватили его клич в разных концах воинского стана.
Подошва горы пришла в движение. Из-под грязно-серых плотных шерстяных плащей один за другим появлялись воины. Зевая и протирая глаза, они нехотя поднимались на ноги и сходились к тропе, по которой намеревались продолжить движение, прерванное на ночь.
Вскоре армия двинулась вперед.
– Не ждут нас, – сказал Гедагт, указывая отцу на бледное свечение на одном из склонов горы. Разведка доносила, что путь открыт.
– Все одно, вышли во все стороны соглядатаев. Опасность никогда нельзя приуменьшать, – приказал Глыбыр.
Солнце медленно выползало из-за горного хребта и стыдливо заглядывало в сумрачные ущелья и трещины Холведской гряды, будто бы боялось открыть в них нечто такое, за что мир не скажет ему спасибо.
Перевал скрипел под ногами Глыбыра мелкой каменной крошкой. Дойдя до самой высокой точки, боор остановился и на мгновение замер восторженно. Далеко впереди чернела главная башня Эсдоларга – то, к чему Глыбыр стремился много-много лет.
***
Лязг железа и грохот удара топора о щит сотрясли округу. Деревья, еще опушенные снегом, вздрогнули и будто бы застонали. Стайка крошечных птах, неизвестно как оказавшихся в этот час на перевале, взметнулась к небесам и стремглав понеслась в низину. Тяжелый хрип вырвался в морозный воздух, густо хлюпнула мутная лужица под ногой.
Холкун оступился и повалился спиной в жижу, состоявшую из талого снега и грязи. Он прикрывался щитом, носившим на себе следы двух мощных ударов.
Второй холкун, стоявший поодаль, не был обременен тяжелым щитом, а потому проворно уворачивался от ударов топора и меча, которые обрушились на него.
– Злой, поднимайся… одному мне… ух! – Второй холкун повалился на землю, но не распластался, а покатился в сторону.
– Поднимаюсь, – прорычал его более грузный товарищ. Холкун с большим круглым щитом встал во весь рост. Его противник сделал шаг вперед и замахнулся. Он не ожидал, что холкун не отступит и прикроется щитом, но, наоборот, сделает стремительное для его комплекции движение и схватит его за горло.
Хруст. Хрип, и тело врага обмякло и повалилось снопом в весеннюю жижу.
Лес, в который раз вздрогнул от грома ударов и от лязга железа.
– Братцы, на помощь! – закричал враг Злого, оставшийся в одиночестве. Он тоже был холкун, но значительно меньше ростом, нежели Злой.
– Ты держи его, – тяжело сипя, скомандовал еще один холкун, нападавший на сноровитого врага, своему товарищу и поспешил на помощь противнику Злого. Но не успел…
Отразив очередной удар врага, Злой сделал вид, что отступил, ловко снял с руки щит, и, держа его за край, резко выбросил вперед. Словно громадный диск, щит обрушился своим ребром на холкуна и сбил его с ног. Злой напрыгнул следом и размозжил лицо холкуна своей ногой. Подняв с земли два топора, он с улыбкой повернулся к подбегавшему холкуну. Последний остановился и
