– Чернец, – выдохнул благоговейно Повоз.
Чернец открыл глаза и посмотрел на холкуна. Маг улыбнулся.
– Ты пришел… я рад…
Повоз опустился на колени и уткнулся лбом в землю, с ужасом вдыхая ее влажный аромат. Он ожидал, о чем с ним заговорит черный маг, неожиданно избравший его собеседником.
– Повоз, слушай меня. Беда… беда идет в эти места. Скоро, очень скоро все поменяется. Даже небо изменится. Ты избран, дабы уберечься от беды. Я… я скоро умру… умру за то, что донес эту мысль до здешних мест. Тьма пожирает меня, но вы должны спастись. Возьми, – перед лицом Повоза легла связка палочек, обвитых черным шнурком. От нее пахло холодом, – это убережет тебя. Отдай их своим детям… по одной… так ты спасешься…
***
Вороненый корень оказался вовсе не таким местом, каким Ран ожидал его увидеть. Ему представлялась темная чаща, внутрь которой не пробивается ни один лучик солнца; посреди чащи стоит похилившаяся хибарка, внутри которой за густыми занавесями из паутины проживает стародревняя хласита – ужасная видом старуха.
Однако, все оказалось далеко не так. Сестры долго вели его вглубь леса. Под ногами идущих не было и намека на какую- либо тропу. Девушки ориентировались по каким-то иным знакам.
Заметив беспокойство Рана, Эйса шепнула ему: «Мы ходим одной тропкой лишь раз через восемь. Такого пожелание матушки». Она погладила Рана по спине и не мгновение прижалась щекой к его плечу.
Холкун невольно остановился, когда заросли дикой дукзы и рипоя расступились, явив его взору небольшой домик, тепло расположившийся внутри небольшого холма, на вершине которого рос могучий мек. Холмик составлял три стены и крышу дома хласиты; та стена, в которой была дверь и одно небольшое окно, оказалась выложена из бледно-серого камня и массивных брусков, выкрашенных в яркие жизнерадостные цвета. Перед домиком был разбит небольшой сад, усыпанный цветами.
Сестры не могли больше степенно идти подле Рана, и припустились вперед, весело щебеча: «Матушка, матушка!» Овальная дверь была оставлена ими гостеприимно открытой, но Ран все равно некоторое время потоптался подле нее, опасаясь входить.
– Где ты, матушка? – разносилось по нескольким комнаткам, из которых состоял дом. Комнаткам, стены которых были задрапированы искусно вышитыми гобеленами и заставлены цветами.
– Ой и негодницы, шум подняли, – раздалось неожиданно за спиной Рана. Он вздрогнул и обернулся.
Перед ним стояла миловидная, нестарая еще женщина с добрым лицом, на котором не наблюдалось ни одной бородавки. Ее глаза со смешинкой смотрели на него.
– Чего же ты встал у порога, проходи в дом, милости просим. – Она указала рукой, на которой болталась корзинка с овощами, войти внутрь.
Ран послушно вошел и встал в уголке.
– Владыка нынче не на шутку расстарался. Печет нещадно. Уф! – Женщина, чертами как две капли воды походившая на сестер, отерла пот со лба и поставила корзинку на стол.
– Матушка, – позвали в соседней комнате, – матушка, где ты?
– Уйдите прочь, крикуньи, и порезвитесь подле Желт-камня, – проговорила тихо мать и повела руками. Тут же голые пятки сестер застучали по полу где-то в дальней стороне дома, послышался скрип двери и девушки выпорхнули вон.
– Матушка, где же она? Матушка! – продолжали звать они, удаляясь.
Неожиданно, послышался цокот и к очагу вышел, хромая, капи. Впервые Ран видел этого стремительного зверя, похожего на оленя, так близко от себя. Перед ним стоял детеныш с копытцем, обмотанным тряпкой.
– Уйди и ты, попрошайка, – незлобно сказала женщина, и капи, обижено поводя ушками, удалился.
Колдунья подняла руку, и прямо под ее ногами открылось отверстие в полу. Она спустилась в него и появилась вновь, держа в руках две крынки удивительной формы.
Ран едва не вскрикнул, когда она поставила их на стол и осторожно размотала змей, которые обвились вокруг крынок. Пройдя к печи, хласита вытащила из нее розовощекий хлеб, аромат которого тут же разлетелся по комнате. Живот холкуна предательски забурчал.
– Проходи, Ран из рода Поров, отведай хлеба и видании. Знаешь ли мое имя?
– Людис ты, Людис с Вороного корня.
