Подобно громадным телегам, нечто проехало через Чернолесье и затерялось далеко на юге.
– О-о! Ар-р! – рычали людомары, зажимая носы. От тропы нестерпимо воняло глухолесской нечистью. Иисепы, сопровождавшие их, также воротили морды и ощетинивали короткие усы.
– Щитодар, вернись, – закричали справа от Сына Прыгуна.
Все увидели, как один из людомарских воинов, закинув за спину круглый щит, усеяный шипами ааги, спрыгнул с дерева и умело съехал по влажной глине в одну из канав, оставленных чудовищами. Прочем, он тут же выбрался из нее и скрылся в другой.
– Кто это? – спросил Сын Прыгуна у Легкостопа.
– Щитодар сын Листоеда. Отчаяный охотник. Недолго ему так ходить. Зверобог не прощает глупости, а он глуп, – отвечал тот.
– Да, он неосторожен. Молод ли?
– Никто не знает. Он пришел на зов Светлого, и сам назвался. Что прикажешь нам?
– Уходящий, – позвал Сын Прыгуна, – куда пошли они?
– Не знаю, Возрожденный, но нам по пути. Эсдоларг там же.
Легкостоп и Сын Прыгуна переглянулись.
– Поторопимся, – понял своего предводителя Легкостоп.
Людомары бросились бежать по кромке Чернолесья и тропы, протоптанной нечистью.
Тем временем, лицо Щитодара появилось из-под земли. Перепачканный грязью, он вылез наверх, широко улыбаясь.
– Я нашел тебя, – прорычал он и помчался в другую сторону, туда, откуда восходило тусклое зимнее солнце.
***
Холведская гряда неприветливо встречала нежданных гостей. Если Чернолесье дыханием своим согревало само себя, то у каменных исполинов, которые появились на горизонте, проступив из-за сизой дымки облаков, воздух был кристально чист и морозен.
– Земли Увядания, – перешептывались людомары-воины, с опаской поглядывая на представшую их взорам картину запустения.
Просека взбиралась вверх по лесистому холму, который предворял собой гряду, и терялась в тесном ущелье.
– Верхоход, – позвал Легкостоп. К нему приблизился воин небольшого роста и хрупкого телосложения. Он склонил голову перед Сыном Прыгуна:
– Возрожденный.
– Проберись в то ущелье, – сказал ему Сын Прыгуна. – Нет ли их там, погляди.
Верхоход молча кивнул и, вдруг, прыгнул так, что вмиг оказался на вершине свидиги.
– Легкостоп, – подошел к брату Тихостоп, – Щитодар пропал. Его нет с нами.
– Оставь его, – отмахнулся Легкостоп, – нам не было в нем надобности. Коли оставил нас, то и быть посему.
Сын Прыгуна с трудом осваивался среди своего народа. Прошло всего несколько дней с тех пор, как он открыл глаза и по- новому взглянул на мир, растеливший перед ним свои просторы.
Первым он увидел изможденное почерневшее и, словно бы ссохшееся лицо Анитры. Она сидела неподвижно, держа его на своих коленях. Ее тело мелко дрожало, веки еле заметно трепетали, а губы шевелились, словно бы она шептала нечто такое, что было слышимо только ей.
Когда Сын Прыгуна впервые втянул в себя густой запахами воздух подземных лесов, ему показалось, что внутри него разорвались все внутренности. Боль нестерпимо жгла его, и людомар застонал.
Анитра не пошевелилась, однако ее руки ослабли, и тяжелая ноша, коей был Сын Прыгуна, стала медленно сползать вниз. Откуда-то сбоку к нему подскочили несколько воинов и тут же подхватили на руки.
– Возрожденный, – почтительно проговорили они и понесли его прочь от Анитры.
С величайшим трудом повернув голову, он увидел, как девушка повалилась на бок и упала в мягкие руки людомар, бросившихся к ней. Ее тело забилось в конвульсиях, а с губ срывались отрывистые крики.
Несколько дней Сын Прыгуна пролежал в пещере. Его ложе было обложено камнями силы. Он чувствовал холодок и тепло, исходящие от них. Его тело впитывало жизненную силу тепла и смертоносную мощь холода. Старые воины, охранявшиеся его денно и нощно, пели священные гимны, о которых Сын Прыгуна слышал от отца, но впервые их слова влились ему в уши.
