Поняв, что, довольно, людомар принялся прокладывать себе путь к выходу и выбрался наружу. Осмотрев себя и ощупав, он не нашел никаких серьезных повреждений.
Холодный воздух Прибрежья быстро остудил его боевой пыл, и он наскоро подавил жажду крови, которая почти захватила его душу. Нехотя, она снова сокрылась в дальних уголках его существа.
Поправляя сбившуюся маску и прихрамывая, он пошел куда глаза глядят.
На холоде думалось хорошо. Сперва он подумал об Ириме и о том, что еды он ей оставил надолго. Потом о том, что она достаточно умна, чтобы не высовывать нос из расщелины. И только лишь после этого он повернул мысли в сторону произошедшего.
Дебы имели над всеми в Прибрежье, также как и на Синих Равнинах, неимоверную власть. Не стоило ему говорить об их наличии. Скорее всего, потому на него и напали. Мерзкие холкуны. В кого они превратились?! Он помнил их тогда… когда помнил. Они были прижимисты, но не в нынешнем смысле. Их хозяйственность заключалась в делах: они работали, гордились своей работой; их городки были образцами чистоты и порядка. Что же такое с ними сталось за эти годы?
На улицу прямо перед ним вывалила толпа дерущихся. Еще одни!
Драка была нешуточная. Двое из вояк уже корчились на земле в лужах крови. Один из дерущихся схватил другого и единым движением вонзил ему нож в самое сердце. Несчастный захрипел и повалился навзничь.
Вдруг убийца перевел ошалевшие от опьянения глаза на людомара и бросился на него со словами: «И ты-ы-ы!» В этом хрипе, в этом зверином рыке не оставалось ни капли разума.
Нож промелькнул рядом с рукой людомара, а его обладатель наткнулся на кулак охотника и отскочил, словно мячик ударившийся о стену. «А-а-а!» – закричал он истошно и в бешенстве заколотил руками и ногами по земле.
Сын Прыгуна хотел было запрыгнуть на ближайшую крышу и скрыться, но усилием воли остановил себя. Тикки не для этого умер. Что-то в его глазах молило людомара выполнить просьбу. Немую просьбу. Казалось, тот взгляд передавал боль всей жизни.
Охотник плотнее запахнулся в свою хламиду. Глухо звякнула кольчуга под ней. В следующий миг толпа, безучастно следовавшая мимо, растворила его в себе.
***
Прошла уже большая луна с тех пор, как Сын Прыгуна впервые ступил на дощатый настил улиц Эсдоларга Прибрежного. Постепенно он частью привык, частью свыкся с особенностями проживания в этом странном городишке, где жизнь и смерть соседствовали за близстоящими столиками, переплетаясь в нераспутываемый клубок.
Сложнее всего было привыкнуть к жителям, точнее к тому типу их отношений, который порождал Эсдоларг. Недаром они называли себя не молчами, как на всех остальных землях, но гродами. Дружба, любовь, ненависть – все эти чувства были здесь неоднозначными. Иначе и нельзя было назвать их. Дружили гроды весьма странно: они могли пройти вместе огонь и воду, и медные трубы, но на совместной попойке исполосовать друг друга ножами за одно неуважительное или еще какое-нибудь «не.. –ительное» слово.
Про любовь людомар знал меньше, но одно понял довольно быстро. Семьи в привычном даже для высоких охотников понимании Эсдоларг не знал. В конце концов, до Сына Прыгуна дошла мысль о том, чем руководствуются гроды. Интерес. Вот и все, что их связывало.
Среди них выделялись воины и охотники. Среди этих братств людомар распознал зачатки и дружбы, и семьи.
Хождение по кабакам и харчевням Эсдоларга довольно быстро включило людомара в число жителей Эсдоларга. Все сплетни, каждое событие и происшествие – все это он узнавал из нетрезвых разговоров, песен, криков и ругательств.
Наиболее полюбилась ему харчевня, над входом в которую была прибита облезлая лапа, похожая на лапы чудовищ, которых он убил, чтобы отобрать у них пещеру. Помещение харчевни было просторным, но и цена не самой последней. В ней собирались большей частью охотники и воины. Иной раз заходили и торговцы, но это было наиредчайшим событием.
Людомар занимал дальний угол харчевни и просиживал в ней долгие часы. Его знали здесь под именем Тикки из Нисиоларга. Сам себе Сын Прыгуна напоминал паука, который расставил паутину и тихо сидит в укрытии, ожидая ее едва заметного подёргивания.
Несколько раз ему казалось, что холкуны, брезды и даже один дремс поводили головой, заслышав его крик: «Жрать Тикки неси! Тикки из Нисиоларга! Жра-ать!» Но далее ничего не происходило.
