– Хм… неужели в Нисиоларге перестали умирать?
– Я не знаю.
– Откуда ты?
– Из Чернолесья.
– Почему ты не исчез с другими людомарами.
– Исчез, но не с ними.
– С кем же?
– Не знаю.
– Такого не может быть.
– Может. – Людомар нахмурился. – Я не помню двадцать восемь зим. Прошлых зим…
Старик приподнял правую бровь.
Сын Прыгуна принялся обстоятельно описывать свой поход в Немую лощину и выход из нее.
– Беллер, – вздохнул один из пасмасов. – Он заколдовал тебя. Я знаю про это. Они часто так делают. Я слышал. Делают… делали из свободных олюдей слуг себе. Проклятые маги!
– Не мешай ему, Урт. Пусть говорит.
Людомар продолжал рассказывать о своих приключениях. Чем больше он говорил, тем чаще переглядывались пасмасы между собой. Неожиданно один из них подошел к нему и перерезал ножом веревки.
***
Сизое снежное небо низко нависало над Эсдоларгом. Верхние этажи крепости тонули в густых курчавых облаках, сползших в долину со склонов гор. Полумрак рассеивали лишь маленькие точки желтых и оранжевых кристаллов, которые перемещались по улицам вместе с запоздалыми путниками. Руки, державшие их, тряслись от холода и суеверного страха.
«Холвед проснулся!», перешептывались все вокруг. «Брур спешит к нему!» Сказав это, гроды ежились, словно от удара, и тут же спешили скрыться в помещениях. Все Прибрежье обелетела весь о том, что Великие воды покрываются льдом.
Людомар открыл глаза, сел, зевнул и огляделся.
– Пора, – услышал он из темноты. Над ним нависало довольно крупное животное. От него разило таким разноцветьем кисло-прелых запахов, что охотник прослезился.
Битат приоткрыл дверь и позвал Сына Прыгуна. Он указал ему на кучу шкур и приказал одеть их. Пока людомар одевался, пасмаска, появившаяся неизвестно откуда, принялась порхать вокруг него, что-то подшивая и подтягивая. Это выглядело тем более неестественно, что женщина была стара и невероятно полна.
– Подними… вытянись… не двигайся… оттяни, – проговаривала она сквозь зубы и каждый раз добавляла «ыгы», когда что-то проделывала со шкурами.
Старик смотрел на приготовления отстраненным взглядом. В его глазах охотник увидел тоску по горам, по бесконечным дорогам, оканчивающимся далеко за горизонтом, о безразмерном пространстве, которое сужается от старческого бессилья до размеров комнатушки.
Помимо людомара в путь выходило еще только двое пасмасов. Все они были пиратами, прибывшими в Эсдоларг на зимовку. Самым опытным из двоих был Урт, так сказал старик. Имени второго спутника охотник не знал.
Когда они вышли на улицу, на городок пышной периной опускалась снежная ночь.
– Лучше и придумать нельзя, – проговорил Урт, окутывая себя клубами пара. – Хороша ночка будет! – Он передернул плечами, потер себе лицо и, повернувшись в темноту дверного проема, кивнул.
– Малой волны, – донеслось до них оттуда и в свете рочиропсов блеснули слезами глаза Битата.
Выходили полем. Тропой известной одному только Урту. По тому, как он уверенно шел по ней, людомар понял, что пираты не теряли времени даром и даже зимой проворачивали какие-то дела.
До кромки леса они добрались без происшествий.
Зимний лес оказался необычайно красив. Ночью он выглядел не так мрачно, как всегда. Снег оживлял его. Делал приветливее.
Людомар смотрел на лесное пространство с чувством воодушевления. Он не знал, что его ждет там, где взгляд уже не мог оглядеть, а обоняние учуять. Но чувство чего-то хорошего, сильного, чего-то очень радостного и, самое главное, правильного
