изображённый на карте. Понял?
Я буквально подскакиваю на камне:
– Ты серьёзно?
Он высовывает язык:
– Бу тебе! Мы, гарахи, никогда не врём. – Снова грозит когтем. – Только не проболтайся раньше времени.
– А когда это время наступит?
– Сам поймёшь.
Начинает мерцать.
– Всё. Устал. Пора мне.
– Рад был тебя увидеть.
– Я тоже.
– Ещё встретимся?
Он снова смеётся.
– Разумеется. Мой дом тебе по пути. Хотя… – Мрачнеет, прислушиваясь. – Не уверен… Твои враги в… – Мгновенно прикидывает: – До них полсотни ваших километров. Но каждый день они отыгрывают десять. Вот и считай. Твои сюрпризы хороши. Но солдаты Океании боятся своих командиров куда больше тебя и даже нас.
– А не хочешь нам помочь?
Тарах мотает головой так, что уши разлетаются в стороны, и мне невольно, несмотря на услышанное, становится смешно. Снова протягиваю руку, чешу ему за ними.
– Понял. Мощности не хватает.
Тот уныло отвечает:
– Угадал. Ладно. Удачи тебе. Торопи своих. Мы вас не тронем.
– И тебе удачи. Встретимся – с меня окорок.
– Лучше бы шоколадку дал.
Беспомощно развожу руками:
– Давно уже кончился…
– А если привезут?
– Без вопросов.
– Ловлю на слове. Я приду, – обещает он и спохватывается: – Всё. Пора. – И исчезает…
Я открываю глаза и смотрю на светящийся в уже проснувшемся солнце оранжевый потолок палатки. Вот тебе и сон. Гараху я верю. Не зверь он, скорее всего. А Древний. Слышал я нечто подобное. От умных людей. Оказывается, не врали… Сажусь на матрасе, смотрю на часы. До подъёма ещё тридцать минут. В оранжевом свете хорошо видна внутренность плотика. Ого! Это что такое? Матрас Аоры и Юницы придвинут вплотную к моему, образуя общую поверхность. Дочка лежит посередине. Баронесса – справа. Каждый на своём месте и под своим одеялом. С чего бы это? Она же меня ненавидит, по её словам.
Внезапно в воздухе возникает мордочка гараха, и тот, смеясь, заявляет:
– Плохо быть слепым, тупым и дураком одновременно. – И тает, словно Чеширский кот.
«Спасибо! Ты просто лучший друг!» – мысленно благодарю я зверя. Получаю ментальный отклик в ответ. М-да… Теперь столько всего стало понятным… Кое-как сползаю с матраса, надеваю берцы, вылезаю наружу. Трогаю бороду. Блин, надо побриться. Обязательно. Иду к машине, нахожу принадлежности, отхожу метров на пятнадцать в сторону. Не переношу опасную бритву и станки. Только электро. Машинка весело жужжит, снимая щетину. Я контролирую процесс в маленьком зеркале. Вот. Совершенно другой вид! Умываюсь, чищу бивни. Красота. Звучит труба. Люди в лагере начинают вылезать из своих походных обиталищ.
Из нашей палатки появляются дамы и дочка. Она жмурится, затем видит меня, подбегает и радостно прыгает мне на шею, потому что я сижу на стульчике, обматывая местную ручную бомбу проволокой. Надсечённые пассатижами гвозди плотными рядами уложены вдоль цилиндрического жестяного корпуса. Откладываю её в сторону, подхватываю дочку:
– Привет, милая.
Она утыкается мне в шею, счастливо сопит. Потом отстраняет личико:
– Устал, папа?
– Уже нет. Выспался, отдохнул, снова отлично себя чувствую.
– Я рада!
– Юница! Умываться! – раздаётся сердитый голос мамы.
Перевожу на неё взгляд – чуть припухшие после сна глаза. Выглядит баронесса мило и совсем по-другому. Голос своим тоном говорит одно, но огромные зелёные глаза – совсем другое. Она встревожена моим вчерашним состоянием и рада, что я уже опять бодр и свеж. А также моё отношение к её дочери радует женщину. Девочка нехотя слезает с моих колен, идёт к машущей рукой Злате с кувшином воды. А Аора, чуть задержавшись, негромко, чтобы никто, кроме меня, не слышал, говорит, глядя в сторону:
