– А, это ты. А тебе-то что от меня надо?
– Я прослежу, чтобы тебе оказали необходимую медицинскую помощь.
И она придерживает дверь для доктора. Тот еле стоит на ногах от усталости.
Чем дольше врач осматривает арестанта, тем сильнее у него вытягивается лицо:
– Этот мальчик упал на оконное стекло? Почему он так изрезан?
– Его несколько раз ударили хрустальной люстрой.
Доктор хмыкает и качает головой, словно желая сказать: с ума сойти, какие затейливые способы изыскивают люди, чтобы причинить друг другу телесные повреждения.
– Большинство порезов поверхностные… А вот запястье он потянул серьезно.
Закончив, доктор отвешивает поклон и удаляется. Шара садится напротив юноши и ставит сумку на пол рядом с собой. В комнате зябко: стены из толстого камня, а тот, кто проектировал помещение, не озаботился провести сюда отопление.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Шара.
Мальчишка гордо молчит в ответ.
– Пожалуй, я спрошу прямо и без уверток, – говорит она. – Я хочу знать: зачем ты на меня напал?
Он вскидывает взгляд, с мгновение они смотрят в глаза друг другу, потом мальчишка отворачивается.
– Тебя действительно за этим туда послали? У твоих коллег были все возможности, но…
Он смаргивает.
– Как тебя зовут?
– У нас нет имен, – отвечает юноша.
– Совсем нет?
– Совсем нет.
– А почему?
Он явно хотел бы ответить, но не решается.
– Так почему?
– Потому что мы – умолкшие, – выговаривает мальчишка.
– Что это значит?
– У нас нет прошлого. Нет истории. Нет страны.
Похоже, он декламирует давно заученные строки.
– Нам отказано в этом. Но нам это и не нужно. Нам не нужно все это, чтобы знать, кто мы такие.
– И кто же вы такие?
– Мы – ожившее прошлое. Нас не забудешь. От нас не отвернешься. Мы – запечатленная память.
– В таком случае вы – реставрационисты, – делает вывод Шара.
Юноша молчит.
– Ты – реставрационист?
Он отворачивается.
– Оружие. Одежда. Машина, – перечисляет Шара. – Все это стоит немалых денег. Когда такие суммы перечисляют или передают из рук в руки, люди это замечают. Сейчас мы ищем тех, кто финансировал налет. И кого мы найдем? Уиклова? Эрнста Уиклова?
Никакой реакции.
– Он ведь богат и поддерживает Реставрацию, правда? Я смотрю, на его предвыборных плакатах часто изображают оружие… Если мы потянем за эту ниточку, мы ведь его найдем на другом кончике? Да, дитя мое?
Мальчик буравит взглядом столешницу.
Голос Шары звучит очень ласково:
– Ты не похож на закоренелого преступника. На человека, склонного к насилию. Тогда зачем тебе лезть в такие дела? Разве у тебя нет дома? Все это – грязные политические делишки. Я могу сделать так, что все это закончится. Могу сделать так, чтобы тебя отпустили.
– Я ничего вам не расскажу, – говорит мальчик. – Я не могу. Я – из умолкших. И это вы заставили нас замолчать.
– Боюсь, тут ты очень сильно ошибаешься.
– Ничего подобного! Много ты знаешь, женщина! – сердится мальчишка.
И снова окидывает ее злющим взглядом. А потом отводит глаза, но они против воли скользят по ее открытой шее и ключицам.
Ах, вот оно что. Он из староверов.
– Надеюсь, я не нарушаю никаких ваших правил, – обеспокоенно произносит Шара. – Тебя не накажут за то, что ты оставался наедине с незамужней женщиной?
