Сигруд равнодушно и презрительно пожимает плечами.
– Хорошо. А теперь скажи мне вот что. Мы с тобой говорили о наружном наблюдении и о том, чтобы нанять агентов через подрядчиков. Получилось?
Он кивает.
– Отлично. Мне понадобится помощь… мускулов, так скажем. Когда тебя отпустят, отправляйся за этой уборщицей из университета. Той, что мыла полы у Панъюя. Которая за нами тогда следила. Нужно было сразу это сделать, но мы были… заняты. Хватай ее и вези в посольство. Я хочу допросить ее лично. И я хочу, чтобы нанятые через твоих подрядчиков агенты установили наружное наблюдение за ее квартирой. Посмотрели, кто заходит, кто выходит. И все это нужно сделать до… – тут она смотрит на часы, – до шести вечера. И тебя не должны заметить. Действуй исходя из того, что за тобой и за ней следят. Понятно?
Сигруд вздыхает. Потом недовольно кривится, словно бы перебирая в уме альтернативы и постепенно приходя к выводу, что все равно никаких других планов на вечер не было.
– До шести, значит.
– Отлично.
– Недобиток, – выговаривает он. – Заговорил?
– Нет. И не заговорит. Так мне кажется.
– И что дальше?
Шара поправляет на переносице очки:
– Я попробую потянуть время, но обычными способами его не расколешь.
– И что дальше?
– Ну…
И она смотрит в угол камеры в глубокой задумчивости.
– Думаю, придется накачать его наркотиками.
Сигруд разом оживляется. Меряет ее недоверчивым взглядом. Потом улыбается:
– Что ж. По крайней мере повеселишься.
Шара стоит у двери камеры, внимательно разглядывая парнишку через смотровую щель. Потом переводит взгляд на часы: сорок минут. Мальчишка встряхивает головой, словно его знобит, потом берет чашку с водой и отпивает. Семь глотков. Маловато, было бы лучше, если бы его мучила жажда…
Мальчик все ниже и ниже наклоняется над столешницей, словно бы из него выпускают воздух. Шара снова смотрит на часы: вещество действует не то чтобы медленно, но хотелось бы побыстрее.
– Не самое завораживающее зрелище, как я понимаю.
Это подходит Мулагеш.
– Не самое, – соглашается Шара.
– Хм. Я слышала, что арестованный молчит.
– Молчит. Увы, мы имеем дело с фанатиком. Впрочем, это вполне ожидаемо. Не думаю, что он боится смерти. Его скорее беспокоит то, что произойдет после.
Парнишка в камере поднимает голову и упирается взглядом в стену. На лице – благоговейный ужас. И восторг. Тело его сотрясает легкая дрожь.
– Что это с ним? – хмурится Мулагеш. – Он что, псих?
– Нет, что вы. Впрочем, возможно и псих, конечно, учитывая характер его поступков. Но то, что мы наблюдаем, не болезнь, нет.
– А что же это?
– Это… не слишком обычный метод допроса. В Кивосе он популярен. Полезная штука, когда время поджимает. Хотя я бы не отказалась от четырех или пяти часов. Зато дешево и сердито. Нужны только темная комната, немного звуковых спецэффектов и… философский камень.
– Что?..
– Не прикидывайтесь цветуечком, госпожа губернатор, – говорит Шара. – Вам не идет.
– Вы что, наркотиками его накачали?!
– Да. Это сильный галлюциноген, кстати, здесь он в ходу, и давно. Его, правда, используют совсем не в рекреационных целях. Что понятно, учитывая характер его употребления.
Мулагеш ошалело смотрит на нее и не находит что сказать.
– Известны десятки легенд, описывающих, как люди принимали его, чтобы вступить в более тесный контакт с Божеством, – с отсутствующим видом продолжает Шара. – Расширение сознания, слияние с бесконечным – вот это все. Более того, оно увеличивало силу некоторых чудес: адепты Божеств принимали его для усиления чудесных способностей. Сильнодействующее вещество, ничего не скажешь. И при этом – всего лишь наркотик.
– Вы что, эту штуку при себе носите?
– Я посылала за ней в посольство, Питри ездил. Обычно я стараюсь создать у них впечатление, что они дома, с температурой, а вокруг – члены семьи. Или люди, притворяющиеся ими. Человек перевозбуждается и выкладывает все подчистую. Но я не уверена, что здесь будет то же самое: в тюремной камере бред может принять
