эти трогательные напевы они исполняют, разоряя северные берега Континента. Дорогая, согласись – они дикари. Просто дикари.
– Этот человек показал себя с самой лучшей стороны – в том числе и прошлой ночью. И много раз до того.
– Разведка существует для того, чтобы предотвращать кровопролития! А не устраивать кровавые бани вроде этой!
– А еще разведка в наибольшей степени подвержена влиянию среды, – говорит Шара. – Мы работаем с переменными, изменить число которых зачастую не в нашей власти.
– Терпеть не могу, когда ты меня цитируешь, – хмурится Винья. – Но хорошо. И что? Какие-то мужланы налетели на какого-то члена городского управления или как его там. Ну и что? Обычное дело. Зачем связываться со мной?
– Потому что я убеждена, – говорит Шара, – это как-то связано со смертью Панъюя.
Винья застывает на месте. Смотрит в сторону, затем медленно переводит взгляд на Шару:
– Что?!
– Я подозреваю, – говорит Шара, – что смерть Панъюя явилась актом возмездия со стороны реакционного местного движения, с целью подорвать влияние Сайпура в регионе и вернуть Континент – или по крайней мере Мирград – ко временам прежней славы.
Винья некоторое время просто сидит и молчит. А потом спрашивает:
– А как ты сумела это установить?
– За ним следили, – отвечает Шара. – И я подозреваю, что следили именно агенты этого реакционного движения.
– Ты подозреваешь? И только?
– Скажем так: я считаю, что это очень и очень возможно. А точнее – пусть я пока и не могу это подтвердить – я думаю, что его убили из-за того, что они узнали, чем на самом деле Панъюй занимался. Что к налаживанию межкультурных связей его задание не имело никакого отношения.
Винья вздыхает и потирает виски:
– Ах, вот оно что.
Шара кивает:
– Именно.
– Значит, ты узнала, что это была за… исследовательская миссия.
– Выходит, ты знаешь, что Склад существует?
– Естественно, знаю! – зло вскидывается Винья. – Ради него Ефрем туда и поехал! Ради чего же еще!
– И ты дала ему добро?
Винья закатывает глаза.
– Ах, вот оно что. Это ты все спланировала…
– Естественно, планировала операцию я, моя дорогая. Но идея – о, идея была Ефрема. Просто меня она очень заинтересовала.
– А что это была за идея?
– Ах, ну тебе-то это не так интересно будет слушать, ты же у нас спец по Божественному… Ты и так все знаешь. Или узнала бы, если бы Ефрему разрешили опубликовать монографию. Однако, как сейчас принято выражаться, его идею не слишком… э-э-э… одобряли. Она представлялась слишком опасной.
– И что это была за идея?
– Мы стараемся не поднимать здесь тему Божественного – боги умерли, и это прекрасно, нечего их воскрешать даже словами, – но, если все же заговариваем о этом, мы принимаем точку зрения континентцев: связь людей с Божествами была односторонней. Боги спускали сверху приказы, озвучивая континентцам свои желания, те сообщали об этом миру, и все повиновались. Реальность повиновалась.
– И что?
– А то, – медленно выговаривает Винья, – что в ходе исследований Ефрем постепенно разуверился в том, что дело обстояло именно так. Он полагал, что связь была двусторонней. Стороны шли на взаимные уступки, о чем мало кто подозревал… Божества формировали собственные миры, собственные реальности – вот их-то с грехом пополам сумели реконструировать наши историки, основываясь на противоречащих друг другу мифах творения, посмертных видениях, реальностных помехах и прочем, и прочем.
И она нетерпеливо машет рукой, словно бы разгоняя ненужные частности.
– Естественно, – говорит Шара, которой эти тезисы вполне знакомы.
Континентом правили сразу шесть Божеств, и это создавало много проблем, и в том числе проблему конфликта мифологий: так, к примеру, никто не мог взять в толк, как мир мог быть создан из горящего золотого угля, извлеченного из пламени сердца Олвос, и, одновременно, из камня, вырубленного Колканом из горы в лучах садящегося солнца? Как могла душа после смерти обратиться в скворца и присоединиться к стае таких же птиц, сопровождающих Жугова, и одновременно уплыть вниз по реке смерти, волны которой вынесли бы ее на берег в садах Аханас, где душа проросла бы орхидеей? Все Божества совершенно однозначно описывали такие вещи, и их воззрения никак не согласовывались между собой.
Сайпурским историкам понадобилось много времени, чтобы разобраться с тем, как это все воспринимали жители Континента. Бесплодные споры длились до тех пор, пока кто- то не указал, что рассогласование мифологических систем происходит по географическому принципу: люди, жившие в непосредственном соседстве с Божеством, придерживались
