– И что?
– А то. Нам известно, что их заинтересовало то, что было на последних страницах из этих ста. А когда они нашли, что искали, – что-то, что должно было им помочь, они перестали искать. Это случилось, как считает Ирина, где-то в месяце Тува. Так что нам просто нужно просмотреть те части списка, что он изучал в этот период…
– …и мы поймем, что было нужно реставрационистам! Естественно! Твою мать, блестящая мысль!
– Увы, так мы не слишком сузим область поиска. Будем искать не иголку в стоге сена, а иголку в стоге поменьше. Ирина рассказывала мне о списке – там на каждой странице дюжина предметов перечислена. Так что нам предстоит изучить не несколько тысяч записей, а несколько сотен.
Мулагеш со вздохом опускает голову:
– Несколько сотен…
– Для начала – да, – говорит Шара. – А что до Ирины…
Тут она разворачивается к Сигруду.
– Мы ведем наблюдение, – говорит тот.
– Ты доверяешь людям, которых нанял?
– Я знаю, сколько мы им платим, – говорит он. – Это простая работа, проблем быть не должно. Ее отвели домой, как доложили. И оставили одну. Мы ведем наблюдение за квартирой.
– Ее нельзя упустить. Она может вывести нас на реставрационистов. И мы должны не выпускать Уиклова из поля зрения.
– Мы… – и Сигруд вытаскивает нож из свиной ноги, – ведем наблюдение.
Шара барабанит пальцами по чашке. Как там говорится?
– Если вы пьете чай только за работой, – говорит Мулагеш, – лучше перейти на кофе. Я так понимаю, что впереди у нас работы – невпроворот. Так вот кофе вставляет больше.
– Кофе освежает тело, – возражает Шара. – Чай освежает душу.
– Так на душе тяжело?
Шара решает промолчать в ответ.
– Вы что, так ничего и не попробуете? – жалобно говорит Питри. – Возьмите хоть кусочек, а то мы сейчас все съедим.
– Нам это все ни в жисть не съесть, – замечает Мулагеш.
– Хм… Нет, – качает головой Шара. В голове у нее плавает туман, в тумане ворочаются мысли…
– А почему? Разве вы не хотите есть?
– Дело не в этом. Просто так вышло, – говорит Шара, наливая себе еще чаю, – что вкус этих блюд слишком напоминает мне о доме. Если я хочу почувствовать на губах вкус родины – пусть это будет чай.
Деревянный ящик пришелся гробу точно по размеру – практически дюйм в дюйм. Интересно, это что же у них, целая индустрия по изготовлению ящиков для транспортировки гробов? Столько наших людей здесь умирает?
– Заколотить сейчас? – спрашивает бригадир.
Он и трое грузчиков не скрывают своего нетерпения.
– Подождите еще чуть-чуть, – тихо говорит Шара.
И проводит рукой по дереву гроба – лакированная сосна. Большинству сайпурцев не приходится рассчитывать на такое.
– Я бы хотела побыть здесь еще немного.
Бригадир мнется:
– Понимаете… Поезд на Аханастан отходит через час. Если опоздаем…
– …вычтут деньги из причитающейся вам суммы. Да. Я оплачу штраф в случае опоздания. Не волнуйтесь. Еще чуть-чуть. Хорошо?
Бригадир пожимает плечами, делает знак своим людям, и Шара остается одна в переулке за зданием посольства.
Проводы должны быть пышнее. Но обычно все происходит именно так. Оперативник в Джаврате. Бригадир шахтеров, которого они завербовали в Колкастане. Торговец из Жугостана, который ходил от дома к дому и продавал фотоаппараты – ну и делал снимки жильцов, естественно, исключительно для рекламы своей продукции… Никого из них она не проводила в последний путь как подобало. И они до сих пор неприкаянно бродят у нее в голове – как некогда при жизни.
«Если бы я могла поехать с тобой, – говорит она гробу, – чтобы прийти на похороны, – я бы поехала».
И Шара вспоминает их первую встречу в Аханастане, свою радость: надо же, он совсем такой, как она себе представляла! Стильно одетый, с искрящимися умом глазами! После дня занятий он позволил себе восхититься ее начитанностью: «В каком университете вы учились? Простите, но я почему-то не знаком с вашими публикациями…» А когда она сказала ему, что ее не публиковали и никогда не опубликуют и что ее работа по своему характеру весьма и весьма далека от академической, он помолчал, подумал, а потом спросил:
– Простите, но я должен задать этот вопрос. Вы ведь… мгм… вы ведь та самая Ашара Комайд, да? Все как-то тушуются и не хотят говорить правду, но ведь… все из-за той истории, да?
