Надо же, как не везет-то… Ведь она обещала Винье не заглядывать туда. Что же делать…
– Из-звините, госпожа… – мямлит мальчишка. – Извините, что отвлекаю, но м-могу я идти?
Шара окидывает посланца суровым взглядом, затем пихает ему в руку кружку с кофе:
– Держи. Это тебе пригодится больше, чем мне.
Мальчишка плетется прочь. Шара разворачивается и быстро идет к дверям посольства.
На соседней улице заходится в плаче ребенок: дети играли в снежки, и снаряды последнего залпа содержали в себе больше льда, чем снега. Тротуары ощетиниваются негодующе поднятыми пальчиками, звенят сердитые крики: «Это нечестно! Нечестно!»
Дверь клуба «Гошток-Солда» открывается, и Шара наталкивается на непроницаемую стену дыма. Причем лакеи совершенно ее не замечают и жестами приглашают внутрь, словно бы густая завеса тумана – это именно то, что должен видеть гость. С улицы задувает ветер, раздирает дым на полосы, тот расползается нитями, и Шара наконец может разглядеть подрагивающие огоньки свечей, отблески света на покрытых жиром вилках, хохочущие лица мужчин.
Потом в нос ей бьет застарелая табачная вонь, и она чуть не вылетает обратно на улицу.
Потом глаза привыкают: дым не такой густой, как вначале показалось, но потолка все равно не видно, люстры и лампы, казалось, свисают прямо с небесного свода. Метрдотель сердито, не скрывая удивления, смотрит на нее и просит назвать имя пригласившего лица – действительно, что еще взять с сайпурки, не удостоверение же члена клуба ей предъявлять…
– Вотров, – говорит Шара.
Метрдотель сухо кивает – мол, так я и знал – и приглашает ее внутрь.
Шару ведут через лабиринт приватных кабинетов, барных стоек и ниш с диванчиками, кругом сидят мужчины в костюмах и мантиях, блестят серые зубы, лысины и черные сапоги. В спертом воздухе плавают, как оранжево-красные бабочки, ошметки сигарного пепла. Здесь все пропитано маслом и дымом, дым завивается у подола ее юбки и простуженно сипит: «Это кто еще такая? Что за странное существо проникло сюда? Кто, кто это?..»
Она проходит мимо столиков, и посетители потрясенно замолкают, из ниш с диванами высовываются лысые головы. Ее настороженно изучают. Естественно. Ее присутствие оскорбительно сразу по двум причинам: она женщина и она сайпурка…
Перед ней отдергивают портьеру красного бархата, и Шара оказывается в просторной задней комнате. Во главе стола размером с баржу восседает, развалившись в кресле, Воханнес. Лицо его скрыто огромной, как палатка, газетой, ноги в светло-коричневых (зато грязных) сапогах он водрузил на стол. За ним в очень удобных креслах расположилась сайпурская охрана. Один из телохранителей поднимает взгляд, видит Шару и приветственно машет рукой. И с извиняющимся видом пожимает плечами: мол, это была не наша идея. Газетная палатка над Воханнесом чуть-чуть проседает, из-за листа выглядывает хитрый ярко-голубой глаз, и палатка мгновенно складывается.
Воханнес вскакивает – так быстро, как позволяет больное бедро, – и отвешивает поклон:
– Госпожа Тивани!
Из него бы хороший распорядитель на танцах получился. Шут гороховый.
– И двух дней не прошло с нашей прошлой встречи, – замечает Шара. – Так что обойдемся без приветственных церемоний.
– О нет! Напротив! Мы никак не можем без них обойтись! Подумать только, ведь я встречаюсь с… как там в пословице? Враг моего врага – мой…
– Во, ты о чем, вообще? Ты принес то, о чем я просила?
– А как же. И я прекрасно провел время, пытаясь заполучить эту штуку. Но сначала…
Воханнес дважды хлопает в ладоши. На его перчатках белого бархата пятна типографской краски.
– Сэр, не будете ли вы так добры принести нам две бутылки белого сливового вина и поднос улиток?
Официант кланяется, как игрушка на пружинке:
– Безусловно.
– Улитки?.. – тихо ужасается Шара.
– А вы, джентльмены, – тут Воханнес оборачивается к сайпурской охране, – не желаете ли отведать прохладительных напитков?
Один из телохранителей открывает рот, чтобы ответить, смотрит на Шару и закрывает рот. И отрицательно мотает головой.
– Как угодно. Прошу.
И Воханнес картинным жестом указывает на кресло рядом с собой:
– Присаживайтесь. Я несказанно рад, что вы откликнулись на мое приглашение. Вы ведь очень занятая женщина.
– Интересное ты выбрал место для встречи. Полагаю, прокаженного здесь бы встретили сердечнее…
– Ах, я подумал, что если могу приехать к вам на работу, то и вы вполне можете наведаться ко мне. И хотя это славное заведение внешне выглядит как развратный притон старых ретроградов, пардон консерваторов, сударыня Тивани, уверяю вас: именно здесь бьется живое сердце мирградской торговли. Если бы вы могли видеть финансовые потоки как золотые реки, текущие над нашими головами – да, прямо тут, среди всего этого дыма и пошлых шуток, над этими лысыми головами и мясной похлебкой, – именно здесь золотая река заворачивается в самый глубокий, тугой и не поддающийся пальцам узел. Я приглашаю вас осмотреть раздолбанную, заляпанную по самые мачты дерьмом посудину, что несет знамя мирградской торговли прямо в море процветания и успеха.
– Возможно, я ошибаюсь, но… – щурится Шара, – …мне кажется, что тебе здесь не очень-то нравится… вершить важные дела, пардон работать.
