– А что ты смеешься? – Он все еще пытается сохранять серьезную мину, но улыбка выдает его. – Ну вот что? Я серьезно с тобой разговариваю. Будь со мной.
Улыбка изглаживается с его лица:
– Давай жить вместе.
Шара тоже перестает смеяться. Поморщившись, она ворчит:
– Ох, Во. Ну зачем…
– Что зачем?
– Зачем ты это сейчас сказал?
– Я имел в виду… Ох, да ладно тебе! Я предлагаю тебе жизнь здесь, в Мирграде!
– Да? Что-то непохоже. И потом… именно это ты мне и предложил, когда закончил академию.
Воханнес робко оглядывается на сайпурских телохранителей:
– Джентльмены, не могли бы вы… мгм… оставить нас с дамой наедине? Ненадолго?
Телохранители пожимают плечами и выходят. И встают у двери в комнату.
– Что-то все наперекосяк идет… Шара, я совсем не это имел в виду, – говорит Воханнес.
И горько смеется.
– Так зачем ты меня сюда пригласил? Чтобы сделать предложение за ужином в дорогом ресторане?
– Это не дорогой ресторан, тут табачищем воняет…
Повисает молчание. В соседней комнате кто-то раскатисто смеется, смех переходит в эмфизематозный кашель.
– Хочешь вернуть меня? Это не принесет нам счастья, – говорит Шара.
Воханнес обиженно откидывается в кресле. И принимается изучать содержимое своего бокала.
– Я не та, что раньше, – говорит она. – И ты тоже стал другим.
– Все это так… неловко… – мрачно бормочет он.
– Во, ты помолвлен! Забыл?
– Ах да, конечно.
И он поднимает руки в беспомощном жесте: мол, ну и что? Что это за помолвка такая?
– Мы хорошо смотримся вместе, не отрицаю. Кутим вовсю. Газетчики вокруг нас так и вьются…
– Но ты ее не любишь?
– Кому-то непременно нужна любовь. Кому-то нет. Это как при покупке дома: вам нужен камин в главном зале? Окна в спальне? Любовь? Так вот, для меня любовь – это опция. Могу обойтись и без нее.
– Я не верю.
– А что, по-твоему, у меня есть выбор? – рычит он. – Ты… ты этих мужланов видела? За столиками? Ты представляешь, что они сделают…
Он с трудом берет себя в руки.
– Моя жизнь грязнее, чем ты думаешь, Шара.
– Ты вообще не представляешь, что такое настоящая грязь, Во.
– Ты меня вообще не знаешь.
Он поднимает на нее пристальный взгляд. Щеки его дрожат. В уголке правого глаза набухает слеза.
– Я могу сдать тебе Уиклова с потрохами. Он заслужил. Забирайте его. Размажьте его по стенке.
– Мне очень жаль, что ты с таким удовольствием преследуешь колкастани.
Он злобно хохочет:
– А что, они этого не заслужили? В смысле моя собственная семья, чтоб их всех разразило… Давай, расскажи мне о преследованиях! Да эти фанатики столетиями только и делали, что преследовали несогласных! Даже без своего проклятого… – тут он осторожно оглядывается по сторонам и шепотом заканчивает фразу: – …Бога.
– Но они твои соотечественники! Ведь именно им ты так хочешь помочь? Во, скажи честно, ты хочешь реформ? Или ты хочешь спалить Мирград дотла?
Воханнес потрясенно молчит.
– Твоя семья была из колкастани? – тихо спрашивает Шара.
Он кивает.
– Ты мне не говорил.
Снова он бледнеет, кожа на глазах становится тонкой и прозрачной. Воханнес морщит лоб, обдумывая ответ:
– Да. Не говорил. Я не думал, что про это нужно специально говорить – в то время в Мирграде все чуть ли не поголовно были колкастани. Ну и до сих пор – тоже все колкастани. Да что там, почти все население Континента – колкастани. Они привыкли жить без Божества. После вторжения каджа и Войны для них жизнь почти не изменилась, так что они сумели адаптироваться лучше прочих…
