— Не расслабляйся, Александровская, — фыркнул он мне в макушку и добавил: — Все, спи. Завтра вставать рано.
Чует моя задница, последний год в институте будет самый сложный. Я ошиблась. По сравнению с начавшимися после выпуска буднями в ячейке третий курс оказался цветочками.
Июль пролетел быстро, несмотря на то что прошел под знаком молчаливой войны с Верденом: я снова залезла в раковину, а мой персональный кошмар с завидным постоянством и упорством выковыривал меня оттуда. Его действия стали решительнее, и он теперь на самом деле позволял себе гораздо больше, чем раньше. Например, уже не устраивался отдельно, если мы оставались в доме, а нагло пристраивался рядом, так, чтобы иметь возможность прикоснуться или обнять, хотя при этом, если я на весь день удирала в лес или на речку, не преследовал. Все равно ведь возвращалась вечером. К нему. Пару раз пыталась уехать на электричке, но неизменно натыкалась на перроне на Вердена, и последний раз он спокойно сообщил, что если хочу вернуться, то можем уехать в любой момент. Вместе. Умный, зараза, знал же, что не от него бегу, от себя. От все возраставшей потребности быть с ним рядом и все чаще звучавшей в сознании, тщательно укрытом сложным блоком, коварной мыслишки «он мне нужен».
Под конец все же сдалась, и последние несколько дней между нами царило хрупкое перемирие, я даже перестала ходить постоянно с хмурой мордой и на время вернулась веселость и способность улыбаться. Особенно когда перед сном неожиданно устраивалась битва подушками или меня начинали щекотать до икоты и боли в животе от смеха. А еще богатая фантазия Вердена удумала вытащить меня среди ночи на речку купаться. Голиком. Нарисовав несколько рун, он решил вопрос комаров, а захватив одеяло — вопрос жесткой земли. Ешкин кот… Вообще я не понимала раньше романтики, всяких там прогулок под луной и прочего, честно, но тут… Не знаю, что случилось, что во мне дрогнуло и отозвалось неуверенным таким, но приятным звоном, когда мы долго целовались, стоя по пояс в темной речке, когда ладони Вердена медленно скользили по телу, стирая капельки воды, а потом он отнес меня на одеяло… Было хорошо до головокружения и звездочек в глазах, но — повторения не хотелось. К такой степени открытости и близости, как в ту ночь, когда я сама была непривычно нежной, когда Тим был непривычно ласковый и мягкий, оказалась не готова. И он понял каким-то образом, потому что мы не обсуждали то, что произошло на речке, очень долго. Я задвинула эти опасно притягательные, вкусные воспоминания подальше и закрыла на замок до поры до времени.
На следующий день вернулись в Питер — впереди маячил третий курс и окончание учебы. По здравом размышлении я решила не рвать попу на британский флаг и не пытаться закончить досрочно.
И все завертелось по новой. Только на сей раз уже по-другому. Николаич разделил группу на тройки или четверки и для каждой составил индивидуальное расписание. Мы решали теоретические задачи по моделированию возможных ситуаций, расписывая, кто и что будет делать, упражнялись на практике действовать вместе, в общем, усиленно готовились к выпуску. Гарик тоже ушел в учебу, появляясь у нас не так часто, как на нервом курсе, и хотя их отношения с Ольгой, похоже, потихоньку сошли на нет, дружба с Тимом не прервалась. Касаемо нас с Верденом… С одной стороны, не до раздумий и анализа, с другой — я чутко держала руку на пульсе, по-прежнему не позволяя ему на людях обозначать, что между нами что-то есть… Словно издеваясь, Верден делал вид, что уступает, ровно до конца октября, когда я поверила и расслабилась. А потом, в один прекрасный день, когда стояли в курилке, просто нагло обнял, прижал к себе и не отпускал. Мимо ходили люди, косились на нас, понимающе усмехаясь, а я краснела, бледнела, пыхтела как чайник, но устраивать возню на виду у всех считала ниже своего достоинства. И понеслась… Жизнь превратилась в игру «прощай, нервы».
Верден действительно перестал меня уговаривать или чего-то ждать, его уроки стали чуть жестче, но, черт возьми, действеннее! Мне не оставляли выбора и времени на раздумья, только на то, чтобы решить, сдамся ли добровольно собственным желаниям или мне наглядно докажут, что упрямство не право и ему не место в моей голове. Это выражалось даже в мелочах: собираясь у нас в комнате для очередной подготовки к семинару, я демонстративно садилась на стул, хотя на самом деле хотелось пристроиться под боком Вердена, потому что устала, а от него исходило тепло, надежность, и можно было беспрепятственно подзарядиться. Упырь красноглазый молча вставал, хватал возмущенно пищащую меня в охапку, так же без слов усаживал рядом, обняв так, что не вырваться, и мы начинали заниматься. Ольга невозмутимо делала вид, что ничего необычного не происходит.
Как-то я взбрыкнула и целую неделю упорно игнорировала собственные желания, ночевала у себя. Напряженно ждала каждый вечер, что Верден что-то предпримет… А он даже не шутил на эту тему, словно все шло так, как должно, и вел себя с невозмутимостью сфинкса. В конце недели, когда я легла спать снова у себя, альбинос сделал ход конем: мне уже какой-то сон начал сниться, естественно, блок и экран ослабели, ибо во сне поддерживать защиту — это уже попахивает безумием. Верден, улучив момент, мгновенно снял остатки экрана и устроил мне небо в алмазах, повторив давнюю шутку с первого курса, но на сей раз усовершенствованную. Он усилил мои эмоции, и так находившиеся в очень нестабильном состоянии. Закрыться не получалось, потому что какая на хрен сосредоточенность, когда тело колотит нервная дрожь от неудовлетворенного желания, а перед глазами все плывет… Я скрипела зубами ровно минуту, судорожно сжимая простыню и выстраивая трехэтажные матерные конструкции в голове. Потом сорвалась с кровати и чуть не снесла дверь… попав прямо в гостеприимно распахнутые объятия чертова красноглазого.
— Еще раз так сделаешь, сам в гости наведаюсь, — мурлыкнул вампир недоделанный и слегка прикусил мочку уха, словно в ответ на мои мысли. — И плевать на Ольгу.
В ответ я его послала, почти простонав слова и обреченно понимая, что завтра буду как кисель, ибо спать мне не дадут несколько часов точно. А времени два ночи.
В общем, укрощение строптивой во всей красе. Умом я понимала, что веду себя глупо, но поди докажи что-нибудь подсознанию, не желавшему мириться с положением вещей. Верден же ставил вопрос ребром: или я начинаю ему доверять, или он дальше претворяет в жизнь свой план делать то, что считает нужным для нас. Невзирая на мою реакцию.
Как-то, уже после Нового года, Ольга словно невзначай обронила:
— А чего ты к Вердену не переедешь? Все равно половина твоих шмоток у него, то за свитером бегаешь, то за штанами, — она бросила на меня насмешливый взгляд, — то за лифчиком.
Я прищурилась, сконцентрировалась и послала ей короткий импульс в район желудка. Грановская сдавленно охнула, побледнела и сорвалась с места в направлении
