Тогда позвали врачей, но и те не могли понять, в чем дело. Оторвать руки мертвой женщины от тела ее жертвы не удавалось ни одним известным способом – они пристали так, что при любых попытках их отцепить лишь начинала идти кровь. Дело было не в сжатых пальцах: плоть ладоней непонятным образом слилась с плотью груди!
Лучшим врачом в Эдо[31] в ту пору был иностранец – голландский хирург, его и решили вызвать. Осторожно осмотрев Юкико, он сказал, что не может разобраться, в чем дело, и для скорейшего облегчения страданий девушки не остается ничего, кроме как отрезать руки от трупа. И добавил, что пытаться разъединить их с грудью слишком опасно. Его совет был принят, и руки отняли по запястья. Но они по-прежнему сжимали груди, а вскоре потемнели и высохли – как у давно умершего человека.
Но все это оказалось лишь началом ужаса.
Руки выглядели сморщенными и бескровными, но не были мертвыми. Иногда они двигались – тихонько, словно огромные серые пауки. И с того времени по ночам – каждый раз начиная в час быка[32] – они вцеплялись, сжимали и терзали девушку. Лишь в час тигра боль стихала.
Юкико остриглась и стала нищенствующей монашкой, взяв религиозное имя Дасецу. Она сделала ибэй – траурную табличку – с каймё[33] своей мертвой госпожи: «Мё-Ко-Ин-Дэн Чизан Рё-Фу Даиси» и носила ее с собой в странствиях. Юкико каждый день становилась перед ней, смиренно прося у мертвой помилования, и исполняла буддистскую службу, чтобы ревнивая душа смогла обрести покой. Но злую судьбу, воздавшую ей таким несчастьем, нельзя было испить быстро. Каждую ночь в час быка руки неизбежно пытали ее на протяжении более семнадцати лет – если верить утверждениям тех, кто услышал ее историю последними, остановившись на вечер в доме Ногучи Дэнгозаемона в деревне Танака района Кавати провинции Симоцуке. Это было в третьем году эры Кока (1846 год). С тех пор о ней ничего не слышали.
Джек Лондон
Объяснять, кто такой Джек Лондон, нашим читателям, к счастью, не нужно. Но этот рассказ все-таки нуждается в некоторых комментариях.
Он написан совсем молодым человеком, едва перешагнувшим рубеж двадцатилетия. Тем не менее юный Джек уже имел достаточно серьезный жизненный опыт (успел побывать бродягой, матросом, «устричным пиратом» и… охотником на «устричных пиратов») и даже некоторый литературный опыт: время от времени ему удавалось публиковаться в журналах. «Маленькая шутка махатмы» как раз и писалась с расчетом на журнальную публикацию.
До знаменитых «северных» рассказов, которые принесут Джеку Лондону настоящую славу, еще пара лет. А пока теософия, вопросы «переселения душ» и разного рода сенсационные истории, связанные с деятельностью Блаватской и ее последователей, – все это интересует Джека, его читателей и издателей куда больше, чем хроники
Тем не менее, как гласит пословица, «льва узнают по когтям»: будущий знаменитый писатель еще не ведает о своем грядущем успехе, однако этот короткий рассказ, которому, казалось бы, неизбежно суждено оказаться проходным, оставляет гораздо более сильное впечатление, чем среднестатистическая продукция тогдашних литературных журналов…
Маленькая шутка махатмы
– Как по мне, Джек, страннее некуда, если в наш век разума, когда сверхъестественные явления отрицает уже не только наука, но даже церковь, поскольку религия теперь стремится обогатить свой арсенал за счет научных данных… Так вот, очень странно, что сейчас появляется кружок сектантствующих мыслителей – о, блестящих мыслителей, не спорю! – который стремится навязать всем столь фантастическую картину мира.
– Да нет же, Чарли, они ничего подобного не делают. Ну да, есть ряд вещей, которые непосвященные вроде нас склонны считать чудесами, но адепты, о которых я говорю, их так не называют! Тут совсем другое: ты же согласен, что сегодняшняя обыденность в не так уж давнем прошлом показалась бы чудом? Как нынешняя наука – чудо для прошлого, так и «чудеса» этих адептов – наука будущего! Просто проявления неких извечных законов тонкого мира, в настоящий момент недоступного для физических исследований, однако пройдет какое-то время – и физика не только признает их существование, но и научится с ними управляться!
– При всем уважении к нашему другу я все-таки считаю, что их утверждения абсурдны, а гипотетическое «возможно» никак не пересекается с научным «доказуемо». Возьмем хотя бы то «чудо с тарелками», которое якобы продемонстрировала мадам Блаватская. Итак, есть сервиз, выполненный по особому заказу, так что во всей Индии не найдется для него дубликата. На пикнике вдруг обнаруживается, что одному из гостей не хватает тарелки. Мадам Блаватская напрягается и взывает к посвященным, рассеянным по огромным пространствам Гималаев и Тибета. Те, в свою очередь, тоже напрягаются, объединяют свою психическую энергию и устремляют ее в направлении Германии, а конкретно – той фабрики, где этот сервиз был изготовлен и где могут найтись для него запасные предметы. Затем они с помощью этой самой психической энергии нащупывают нужную тарелку, разлагают ее сперва на молекулы, потом на атомы, преобразуют атомы в чистую энергию, эфирным путем тащат их до самой Индии, переносят через высочайшие горы на планете, а потом каждый атом находит прежнее место в молекуле, а молекула в тарелке, и – спешите удостовериться! – эта последняя материализуется под кустом на пикнике, так что обделенному гостю остается только протянуть руку и взять ее. Если для этой истории можно подобрать иное определение, кроме как «дикий бред», я предлагаю нашему другу, который, конечно, достаточно подкован в теософии, сделать это.
Произнеся эту фразу, молодой человек, которого звали Чарли, повернулся к третьему участнику беседы, джентльмену средних лет, чья внешность при первом же взгляде заставляла вспомнить и о задумчивой мудрости сфинкса, и об исполненной достоинства таинственности Монте-Кристо.
– Вы одновременно и правы, и не правы, – произнес тот. – Правы, когда пропускаете сведения о феноменах вселенной через своего рода светофильтр; не правы, когда забываете об ограниченной возможности таких линз. Вы ведь признаете философскую аксиому, согласно которой конечное не может вместить бесконечность? Следовательно, конечный объем научных знаний, постепенно расширяясь, будет включать в себя все новые области и совершенствовать методы, но за его пределами все равно останется бесконечность. Только что прозвучало сравнение современной науки с наукой прошлого века; но если территория непознанного в любом случае остается бесконечной, то ведь примеры из современности можно приводить ничуть не с меньшим основанием, чем из прошлого, вы согласны со мной? Сто лет назад телеграф был совершенно вне пределов
