Сегодня на стол Соколова лег проект переустройства империи, составленный полковником Пестелем. Именно этот проект капитан и обсуждал с двумя членами группы. Главный вопрос, который их занимал: является ли этот проект частью заговора, или это еще один бумажный продукт либеральных идей, столь популярных среди молодого офицерства. По всему выходило, что это только отвлеченный проект, но капитан считал, что заговор – это вопрос времени, и попросил подчиненных усилить надзор за Пестелем и теми, с кем он общается.
При их последней встрече Николай Павлович его удивил, попросив подумать, можно ли извлечь пользу из этих обществ, ежели император решится на освобождение крестьян. Кто тогда согласится поддержать императора в его начинаниях, а для кого союз с монархией в принципе неприемлем. Капитан взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернила и начал писать докладную.
Глава 25
После Венского конгресса в 1815 году в Европе наступил период реакции. Александр являлся одним из инициаторов создания Священного союза между Россией, Австрией и Пруссией с целью сохранить существующий порядок. В самой России началась пора «закручивания гаек». Как и всякое «закручивание гаек» в истории, это было довольно бесполезное занятие. Проблем оно не решало, а лишь отсрочивало, чтобы потом этот клубок рванул посильнее, в виде бунта или революции. Новым фаворитом моего брата стал Алексей Андреевич Аракчеев – способный и исполнительный господин. Свое предназначение он видел в служении императору, и именно его исполнительность стала бичом России в послевоенные годы царствования моего брата.
Еще Александр очень любил парады. Это, видимо, был семейный дефект детей Павла I, так как и другие мои братья, Константин и Михаил, очень любили шагистику. Любил ее и мой реципиент. Я же никогда не испытывал восторга от ровной шеренги солдат на плацу. Так, в армии стали цениться ровность фрунта и блеск сапог, а боевая подготовка отошла на задний план. В среднем солдат отстреливал десяток пуль в год, и это если в его части не очень воровали. Такая армия могла побеждать турок и гордиться собой, но по эффективности она начала отставать от европейских армий, прежде всего от Пруссии, где как раз началась военная реформа.
Одной из странных идей Александра стало создание военных поселений. На бумаге это выглядело заманчиво. Создать военные части, которые кормили бы себя сами за счет земледелия и ремесел, a в военное время эти формирования образовывали бы стратегический резерв. На практике это оказалось бесполезной и дорогостоящей затеей, увеличившей бюджетный дефицит. Для их создания отселили крестьян, которые поколениями жили на этих землях, и ввели драконовские меры жизни – все находилось под контролем начальства, даже устройство личной жизни солдат-крестьян. В итоге солдаты часто бунтовали. Всего к концу царствования моего брата в поселения было рекрутировано более полумиллиона человек. Увы, император, видимо, не слышал о разделении труда и произвел на свет еще один мертворожденный проект.
Тем временем проблемы в обществе накапливались – проблемы, которые предстояло решать мне.
Глава 26
Дверь кареты открылась, и из нее вышел молодой человек. «Возмужал паренек», – отметил про себя Павел Дмитриевич Киселев. И действительно, за четыре года, прошедшие со времени их последней встречи, молодой человек повзрослел, раздался в плечах, стал мужчиной, что ли. Вслух же он сказал, улыбнувшись:
– Рад вас видеть, ваше высочество, как доехали?
Николай Павлович, а это был именно он, сердечно поздоровался с начальником штаба II армии.
– Замечательно, – весело ответил он. – Такого солнца, как на юге, у нас в Петербурге не увидишь. Видимо, мне надо чаще вас навещать. И действительно, лицо Великого князя чуть обветрелось и загорело.
– Пройдемте в дом, Николай Павлович, – пригласил полковник, и они зашли вовнутрь. Полковник Киселев являлся давним знакомым его высочества. Он был хорошо принят при дворе и считался доверенным лицом императора и семьи Романовых. Еще в 1810 году он сопровождал в Россию прусскую королевскую семью, где впервые познакомился с Александрой Федоровной, тогда еще принцессой Шарлоттой. Присутствовал он и в Берлине, во время помолвки Великого князя. Поэтому он считался «своим» в императорской семье.
После обеда князь с хозяином вышли на веранду, выходившую в сад, где Николай Павлович и начал разговор, ради которого приехал.
– Я читал ваш доклад государю о крестьянской реформе, и он меня чрезвычайно заинтересовал. Мы даже обсуждали его с Михаилом Михайловичем Сперанским, и он нашел многие ваши идеи созвучными его собственным.
– Я не держу свои взгляды в секрете и думаю, что освобождение крестьян есть наиважнейшая задача, которая увеличит благосостояние отечества. Мы не должны забывать о том, что произошло во Франции, и посему обязаны сделать все, чтобы революция не случилась у нас.
– Полностью с вами согласен, Павел Дмитриевич. Но мне кажется, господин Аракчеев не разделяет ваших взглядов. Как продвигаются дела комиссии?
Лицо Киселева помрачнело.
– К сожалению, мой проект положили под сукно. Меня поблагодарили за мои усилия и беспокойство, но далее обсуждения дело не пошло.
– Я думаю, Павел Дмитриевич, что время вашего проекта еще придет. Я бы не терял надежды.
– Что-нибудь определенное, Николай Павлович?
– Нет, но многие, включая императора и меня, согласны с вашими идеями, а посему мы должны дожидаться подходящего времени и не терять надежды. Я уверен, что нам еще многое предстоит совершить на этом поприще.
– Очень на это надеюсь, ваше высочество.
– Я также слышал о вашей обеспокоенности о близкой войне с турком. Откуда такая уверенность?
– Так турок с прежней войны очень недоволен. А ныне у них много войск на Балканах, после начала Греческой войны. Грех не воспользоваться такой возможностью. Против
