того ни другого.
Если бы никакой Семиславы тут вовсе не было, если бы княгиня Святомера пожелала уйти в Закрадье вместе с ним, то Доброслав принял бы рог прямо на поминальном пиру. Старшинство возраста и своя семья дали бы ему полное преимущество перед двоюродным братом. На миг Доброслав пожалел, что Семислава не легла со Святомером на ту же краду. Тогда он уже был бы князем, и ему было бы легче вспоминать ее как мертвую, чем видеть женой Ярко. А вот если она вновь станет княгиней, но с кем?то другим, то для Доброслава и его детей все будет кончено: от Ярко у нее родятся дети, которые и унаследуют стол вятичей. А он по?прежнему будет видеть ее каждый день, вновь – принадлежащей другому, и уже навсегда.
Да разве Ярко ее достоин? В негодовании Доброслав ударил кулаком по столу. Мальчишка! Умный оборотень, угрянский князь Лютомер, не пожелал взять его в зятья. У Доброслава не было причин любить Лютомера, но он верил, что тому многое открыто. И если тот не пожелал родниться с Ярко, обманом увез свою сестру и не стал брать в жены Гордяну – для этого есть причины.
О чем это обмолвился толстяк Начеслав? Что Лютомер сам сватался к Семиславе?
В первый миг Доброслав был так поражен этой мыслью, что невольно поднялся на ноги, будто с высоты было лучше видно. Уж не потому ли Лютомер от Гордяны отказался: и год назад, и сейчас?
А как Семислава взволновалась, когда упомянули имя Лютомера! Только слепой не понял бы: сын Велеса значил для нее больше обоих здешних женихов. Боялась она его или… наоборот? Как и год назад, Доброслав ощущал возмущение и ревность при мысли о том, что угрянский волк тоже зарится на гостиловскую лебедь, но сейчас впервые подумал, что она… может быть, и сама не прочь. Раньше он не мог думать так дурно о жене своего отца. Но теперь, когда Семислава невестой Ярко, охотно допускал, что она глядит в другую сторону. Если окажется, что красивая вдова высокого рода предпочитает угрянского князя, чего тут удивительного? Тем более что Семислава и сама ходит в Навь…
Нет, это невозможно! Доброслав снова сел, пытаясь успокоиться. И в то же время где?то в глубине души затеплилась некая мысль, еще неясная. Лютомер хочет получить Семиславу, а значит, не хочет, чтобы она досталась Ярко. Он, Доброслав, тоже этого не хочет… вот уже основания для некоего соглашения… В Лютомере он может найти союзника для борьбы если не за Семиславу, то за власть над вятичами. И если в обмен угрянский оборотень захочет эту женщину…
Доброслав еще не знал, сможет ли заплатить такую цену. Но мысль об этом была как искра далекого костра в темном лесу. Если уж он не может получить ее сам, пусть бы лучше она вовсе исчезла, чем стала женой Ярко. А исчезнуть Семислава может по?разному…
* * *
За два?три дня Доброслав привел мысли в порядок, но не сразу выбрал случай поговорить с Семиславой. Весь день гостиловцы проводили на покосе, и там Доброслав часто видел молодую вдову, но подойти не мог: кругом были люди. А родичи Чернавы и Ярко теперь куда пристальнее следили, чтобы пасынок держался от мачехи подальше. Пока Семислава оставалась свободной, никто не мог запретить ей разговаривать с мужем родной сестры, но Доброслав стремился к осторожности. Чернава умна и проницательна, к тому же ворожит: если дать ей хоть один повод заподозрить, что он не смирился с выбором Семиславы, то все дело может пропасть.
Через день он хотел вечером наведаться к ней, но на Святкином дворе перед избой столкнулся с Ярко и Живорадом.
– Невесту зашел проведать? – осведомился Доброслав.
– Я?то – невесту. А ты чего здесь ищешь? – Ярко встал, загораживая от него дверь, и упер руки в бока.
Он был ниже ростом, и ему стоило труда не смотреть на долговязого, к тому же старшего брата снизу вверх. Но теперь, когда Семислава приняла его сватовство и родичи признали ее выбор, он стал чувствовать себя куда увереннее.
– А я – жену… мою, – Доброслав кивнул на избу.
Вошли они вместе. Семислава сидела с сестрой Боряшей и двумя ее детьми: четырехлетним Годиной и самой младшей, годовалой Светлашкой, которую особенно любила. Спустившись по ступенькам, Доброслав поклонился и встал у двери. Ярко прошел к женщинам и тоже поклонился.
– Прислала меня матушка. – Он с неудовольствием обернулся к Доброславу, вовсе не желая, чтобы тот слушал разговор, но не имея права его выгнать. – Спрашивает о здоровье и желает знать, когда обручение готовить.
– Матушке Чернаве от меня спасибо, что заботится. – Семислава встала и поклонилась в ответ, держа на руках племянницу. – А обручение – на следующий год, на Купалу. Как минет год моего вдовства, тогда буду обручаться. Как же раньше?
– Род вятичей не может еще год быть без князя, – возразил Живорад. – А князь не может быть в отроках. Сама должна понимать. Свадьбу на дожиночных пирах нужно справить, не позднее.
– Огневается муж мой на том свете, если я так скоро забуду его! – Семислава нахмурилась.
– Ты с мертвым мужем разлучена по обычаю. – Живорад покосился на Доброслава, который и исполнил тот обряд. – Он не придет за тобой. На зажинках сделаем обручение, на дожинках – свадьбу. Такова воля княгини Чернавы и князя молодого Ярогнева.
И Ярко важно кивнул.
Было ясно, что откладывать больше нельзя. Доброслав понимал: если он не хочет уступить, нужно что?то делать, и немедленно. Мелькали безумные мысли: похитить ее… увезти отсюда подальше… Но если он похитит вдову отца, назначенную в жены другому, то рассорится не менее чем с половиной родни. Племя вятичей окажется расколото на
