– Ты прав,
Накти пришел к храму богини Мут задолго до рассвета. По совету Рахотепа он выбрал место, которое позволяло ему видеть все ведущие к храму дороги, при этом самому оставаясь невидимым.
Поначалу Накти думал, что будет страшнее и придется приложить немало сил, чтобы демон не заметил его страх. Но сейчас, томясь в ожидании, Накти чувствовал себя лишь взволнованным, а не испуганным. Быть может, накануне он истратил последние отпущенные ему запасы страха. Или же он стал уже слишком стар, чтобы бояться за свою жизнь. Если же случится так, что демон завладеет его Ка… что ж, рано или поздно, если верить старику Эмсафу, жрецу с острова Абу, демон покинет украденное тело. А значит, Накти может надеяться на достойные похороны и счастливое посмертие.
Писец вздохнул, вспоминая старого жреца Эмсафа, с трудом найденного ими на Абу. Вот от какой судьбы да уберегут его боги! Накти впервые в жизни порадовался, что его сыновья и дочери покинули Ипет-Исут, а жены давно нет в живых. Когда никого из близких нет рядом, нужно опасаться лишь за себя.
Эмсаф, жрец богини-бегемотицы Таверет, был стар, очень стар. Он был немолод уже в те времена, когда Накти юным писцом сопровождал сборщика налогов и от нечего делать собирал местные легенды в верховьях великой реки. Прошедшие годы не пощадили Эмсафа – он уже едва ходил, заговаривался, с трудом узнавал собственных внуков, а один его глаз подернулся белым и перестал видеть. Но, как это иногда случается со стариками, далекое прошлое оставалось ясным в его памяти. Накти и Рахотепу старческое слабоумие Эмсафа оказалось на руку – будь тот в здравом уме, кто знает, стал бы он рассказывать чужакам то, что много лет хранил в тайне и не решался доверить даже папирусу.
В юные годы Эмсафу присущи были беззаботность и легкомыслие, отнюдь не подобающие молодому помощнику жреца. Во всяком случае, юноша позволил себе влюбиться в девушку, совершенно не подходящую ему по положению. Красавица Бинт-Анат говорила, что принадлежит к древнему и знатному роду одного из племен пустыни, но в тот день, когда судьба свела ее с Эмсафом, девушка была всего лишь рабыней, дочерью неизвестного отца. Ее мать привели в Кемет из пустыни вместе с прочей военной добычей.
Эмсаф влюбился и потерял разум. Он готов был выкупить девушку и жениться на ней, но его отец и мать, конечно же, и слышать о том не хотели. Купить сыну дорогую наложницу они, возможно, и согласились бы, но видеть бывшую рабыню его законной женой – никогда. Сам же Эмсаф не в состоянии был уплатить выкуп – Бинт-Анат была не просто красивой девушкой, но и ценной работницей, умеющей с помощью ниток и бычьих жил сплетать бусины из драгоценных камней в редкие по красоте узоры. Хозяева не расстались бы с такой за бесценок. Впрочем, за небольшую плату они позволяли влюбленному видеться с девушкой, если это не мешало работе.
Эмсаф надеялся, что рано или поздно либо родители сжалятся над ним, либо сам он каким-либо чудом разбогатеет. А пока и того, что Бинт-Анат отвечала ему взаимностью, хватало для счастья.
Жизнь была прекрасна – но наступило утро, когда, встретив Эмсафа на дороге к каналу, Бинт-Анат лишь скользнула по нему равнодушным взглядом и прошла мимо…
Не поверив собственным глазам, Эмсаф окликнул девушку. Та обернулась, но не сразу, а словно раздумывая.
– Ты что же, не узнала меня? – с легким укором произнес Эмсаф, подходя ближе.
– Узнала, – ответила девушка, и Эмсаф вздрогнул от того, настолько холодно и безжизненно прозвучал ее голос. – Но хозяева отправили меня за водой, и мне некогда.
Сказав это, Бинт-Анат заторопилась прочь.
– Хорошо, – поспешно выкрикнул ей вслед Эмсаф, – я приду к тебе вечером, и тогда мы поговорим.
Девушка вновь обернулась и окинула его удивленным взглядом.
– Вечером? Нет, не приходи сегодня. Хозяева будут сердиться. Прощай.
Бинт-Анат повернулась к Эмсафу спиной и, расплескивая воду из ведер, поспешила, едва не побежала от него.
Юноша оторопело смотрел ей вслед, и то, что он увидел, заставило его вздрогнуть вновь – движения Бинт-Анат, ее походка изменились, стали чужими, почти незнакомыми.
Вернувшись домой, Эмсаф в отчаянии заметался по внутреннему дворику, путаясь под ногами у рабов. Он перебирал в памяти последние встречи с Бинт-Анат, пытаясь найти причины ее холодности. Вспоминать было нечего. Они не ссорились, и Эмсаф был уверен, что ничем не обидел любимую. В последний раз он видел ее два дня назад, Бинт-Анат была разве что несколько опечалена. Она жаловалась Эмсафу на хозяев: те переменились к ней, стали холоднее и строже и нагрузили на нее больше работы. Прежде Бинт-Анат занималась только рукоделием, которое хозяйка выгодно продавала. Теперь же нескольких рабынь неожиданно освободили от работы по дому, возложив их обязанности на остальных, и Бинт-Анат, впервые за много лет, пришлось молоть муку и мыть полы.
Эмсаф тогда слушал не очень внимательно – хозяйственные заботы были ему не интересны. Быть может, девушка обиделась на него за недостаток участия? Эмсаф решил встретить ее завтрашним утром и во что бы то ни стало добиться объяснений. Однако ни назавтра, ни на следующий день Бинт-Анат из дому не выходила.
Эмсаф не знал, что делать. Разум говорил, что девушка попросту разлюбила его, забыла, встретила другого, что надо смириться и забыть ее в ответ, а сердце кричало, что любимая попала в беду. Отчаявшись, ученик жреца решился тайком проникнуть в дом купца Небамуна, хозяина Бинт-Анат.
– Я уже говорила однажды, что мы, пока жили в Абу, сделались чересчур беспечными, – начала рассказ Мйелна. – Многие из нас стали недооценивать людей. Да, правда то, что они недальновидны и не слишком умны, правда и то, что большинство из них слабы душой, но попадаются порой исключения – люди, умом и силой духа не уступающие йолнам. Такие люди способны на сильные чувства, и эти чувства заставляют их вести себя иначе, чем свойственно их племени.
Йолны внимали, боясь пропустить хоть слово. Даже Райгр, презирающий людей больше прочих, хранил молчание: сейчас было не время для споров о человеческой сущности.
– Нас было много на Абу, – продолжила Мйелна, – четыре семьи, и каждая благословлена
