– Фредерику скажу, – пообещала Лу, – но больше – никому! И главное, ничего не сболтнуть при Марии!
– О, к этому нам не привыкать! – рассмеялся Хорхе. – Тебя поздравлять?
– С чем? – простонала Лукреция; её голова раскалывалась от свалившегося внезапно известия.
– У твоей эрзац-внучки есть отец и мать. Не слышу ликования в голосе бабушки Лу?
– Пошёл ты! – буркнула бабушка. – Нет!!! Не клади трубку! Хорхе, у тебя остались ещё сигаретки, те, с синими наклейками, которые привезли из Малайзии? Нет, с зелёными лёгкие. В моём состоянии нужны именно синие. Привези, кажется, я тогда плохо распробовала…
– Так и быть, передам. Но смотри не втянись! – хохотнул голос в трубке.
Берег
Оставалось закончить отчёт о ходе войны и перспективах для Подводных Колоний и дополнить выкладки информацией, купленной у Кассия Борджия.
Валевский не собирался возвращать в пакет с документами фотографию Хранительницы книг и инсуба Эйджи. Вряд ли у агентов внешней разведки не было других фото Марка. Скорее всего, красивая картинка остановила: парочка на фотографии излучала счастье, и кто-то решил поделиться настроением. Тем более в кадре оказался объект их интереса.
Марку нельзя покидать риф. Это значит, или Эйджи знает слишком много секретов, что не исключено, учитывая специфику его работы в Главном Управлении, или… или он сам их создал. Последнее слишком противоречило образу того инсуба, которого знал Валевский.
Размышления о разведке ненадолго отвлекли от необходимости думать о двойном предательстве, но бросали тень и на Зелму Даугаву. Хранительница книг точно та, за кого себя выдаёт?
Валевский долго не мог уснуть и ворочался на солдатской постели, поражавшей его своей бесчеловечностью. Внешние ничего не знают о матрацах из ортопедической пены, дарующих покой каждой мышце усталого тела. Поняв, что завтра придётся расплачиваться за бессонницу тяжёлой головой, он попытался вспомнить что-нибудь хорошее. Но, бездна, всё хорошее было связано с Марком или Зелмой!
Зелма… Девушка перестала быть желанной. Арт всегда подозревал, что он махровый собственник. Воспоминания о Зелме стали болезненными. Его чувства были ещё очень свежи, а тело помнило то, что хотел бы забыть рациональный ум. Валевский страдал.
Он принялся думать о Марии Агилар.
Концерт доставил ему огромное удовольствие; здесь редко приходится слышать такую гармонию музыкальных ладов и хорошего вокала. Даже рафинированные эстеты, которыми были почти все в Подводных Колониях, непритворно наслаждались пением Агилар. Столик аналитика был возле самой сцены, и он не просто слушал певицу, но ощущал присутствие красивой женщины рядом, и это приятно волновало.
Она умна. В ней нет ни капли вульгарности – главного недостатка здешних актрис, использующих всё в открытой борьбе за зрителя. Она, должно быть, незаурядна. Ему хочется так думать. У неё небольшой чувственный рот, жемчужные зубы напоказ, и лёгкая косметика лишь подчёркивает красоту приветливого лица с мягкими чертами и совершенным овалом щёк. «Ты идеализируешь эту женщину, – подумал Арт и вздохнул обречённо: – Ну и что с того?»
«Крепко спи, мой родной, здесь печаль не догонит…» – утешением зазвучал голос Марии.
«Колыбельная» была написана сразу после погружения, и отнюдь не для детей. Эта песня появилась вовремя и невероятным образом примиряла первопоселенцев с тяжёлой реальностью. Она сравнивала великую глубь с матерью, и не прошло и десятилетия, как слова «Великая Глубь» стали писать с большой буквы. «Колыбельная» к тому времени уже была культовой песней.
На берегу становилось многолюдно, к месту всплытия омега-транспортов заранее подтягивались зрители. До войны это было редкое зрелище, о-тэ всплывали только возле надводных баз Моря. Но в последние три года всё больше людей могли наблюдать это событие, по масштабам и грандиозности сравнимое с могучим природным явлением.
В небе парили воздушные шары с гондолами, до отказа забитыми людьми. Дельцы Аргентины и Чили, Южно-Африканской коалиции, Малайзии и Австралии сколачивают себе состояния, устраивая на пустынном берегу именно во время прихода транспортов Моря фестивали и праздники, и продают на них билеты, зная, что отбоя не будет от желающих наблюдать появление из пучины омега-тэ. Борджия один из таких дельцов; тем более ему информация о дне и часе всплытия достаётся проще, чем другим.
В штабе Армии Моря шутят, что Подводные Колонии могли бы перекосить экономику Надмирья, собирая зрителей на всплытие о-тэ по всему миру. Но шутка высмеивает повадки внешних, готовых наживаться на всём. Суровые кодексы чести запрещают подводникам торговать Родиной, её престижем, безопасностью и символами могущества. Безопасный путь караванов о-тэ во время войны требует бдительности, и лишь однажды была попытка помешать их всплытию. Больше это не повторилось.
Для внешних так и остались тайной технологии, позволяющие подниматься из зоны глубоководных давлений на поверхность и возвращаться обратно. Многие открытия, сделанные в рифах, невозможно повторить на Суше: они созданы для гидросферы с её колоссальными давлениями и зависят от щедрого источника энергии.
Традиция украшать всплытие о-транспорта возникла сразу после Первого Вдоха. Уникальные инженеры, а только таких собирала СУББОТ, старались превзойти коллег из других рифов и как можно громче заявить о себе. Всплытие о-тэ очень быстро превратилось в праздничное событие для людей, живущих на надводных базах Моря, они с нетерпением ждали долгожданный и редкий тогда транспорт.
Проходили годы; всех поражал размах, сопровождавший приход караванов из рифов Новые Эмираты и Новая Япония. Позже пальма первенства в разное время переходила к инженерам мегаполисов второго поколения: Архимед, Аквасити и Антарктик.
Постепенно всех превзошёл столичный Союз.
