и заготовленный тортик он оставил на ее столе. Войдя в кабинет, застал там одного Мозеса. Тот занимался, видимо, интересным и увлекательнейшим делом – ползая по полу, раскрашивал фломастерами огромную карту. Высунутый язык старого мага был исчеркан штрихами различных цветов.
– Не помешал? – вежливо осведомился опер.
– А, Пашенька, присаживайся, потерпи пару минут, уже заканчиваю.
Вскоре Высший маг оторвался от непонятного художества и, подбоченясь, разглядывал результат:
– Шедевр, ну настоящий шедевр! Что скажешь, Паша?
– Простите, но я ничего не понимаю в абстракционизме.
– Эх, молодежь, – посетовал Мозес, направляясь к одному из сейфов.
Выставленная на стол литровая хрустальная бутылка радовала глаз своими гранями и строгой черно-золотистой этикеткой с коронной печатью.
– Напиток гетарских королей. Сам Ремакс IV пожаловал, – вещал Мозес, шустро наполняя рюмки.
Паша пробовал отбрыкаться от дегустации, но куда там, старый маг привел убийственный аргумент – мол, пить один не может, не алкоголик.
– Так что не выкобенивайся, не подводи начальство.
Возразить было нечего, и опер Чернов махнул рюмку королевского напитка. Огненная жидкость обожгла пищевод, а затем забушевала пожаром в желудке. Хлебнув полбутылки минералки, заботливо поданной Мозесом, Чернов только и смог просипеть:
– Козел он, ваш Ремакс, паленая водка и то лучше.
Мозес в ответ выпил свою рюмку, не поморщившись.
– Чего привередничаешь, не ключница в кладовке делала, а королевский винодел. Тройная очистка – семьдесят градусов на выходе.
– Между прочим, только алкаши пьют без закуски, – мстительно заметил Павел.
– Благородный напиток портить закусками, – возмутился маг и замахал руками. – Кощунствуешь, сын мой.
Паша тяжело вздохнул:
– В этом кабинете пьянка когда-нибудь кончится? Кстати, где Архангелов?
– В командировке, – пробубнил Мозес, зарывшийся в сейфе. – Вот тебе шоколадка, привередливый ты наш. Давай по единой.
Вторая рюмка пошла значительно легче – появилась некая легкость мыслей.
– Ты, Паша, приперся за санкцией на Цебус? Считай, что ее получил, не отвлекайся от дегустации.
– Но я же на службе, – запротестовал опер.
– А я что, в отпуске? – парировал маг.
– Хорошо, но это последняя рюмка!
Пашку вдруг неожиданно развезло, пришлось сосредотачиваться на отрезвление.
Перед уходом Мозес зацепился за его Гебу.
– Пашенька, такой ценный кадр для Ордена очень нужен, сам понимаешь. Помоги ее уговорить.
– Ничего не выйдет, девушка занята, создает свое королевство на Хане. Материально ее не заинтересовать, сами понимаете. Возможно, поучаствует в разовых акциях, но гарантий дать не могу.
– Да, да, понимаю, – сокрушенно покивал головой Мозес.
Действительно, силой заставить Создательницу работать на Орден невозможно и даже самоубийственно, а прельстить хорошими бонусами тем более. Девушка честно заработала семьдесят тысяч тонн трофейного золота – этого более чем достаточно и для королевства, и для безбедной жизни ее будущим потомкам.
– Да, Паша, – остановил его на пороге Мозес. – загляни к головастикам, у них, по-моему, остался запасец ампул с мужской спермой. Наведешь карачун Создательнице, а потом осеменишь молодых амазонок. Повысим демографию… Ик…На Цебусе… Ик. Га-га-га.
Заржавший Мозес вдруг закатил глазенки и вывалился с полукресла на ковер, похрапывая. Высший маг оказался пьян в стельку.
– Боже мой, с кем я работаю, – пробормотал Павел, выходя из кабинета.
В приемной восседала ослепительная Лариса, любуясь собой в маленькое зеркальце.
– О несравненная богиня, вам так идет этот цвет волос! Вы похожи на милого волнистого попугайчика!
– Все язвите, Пашенька, – закокетничала секретарша, поправляя зеленый локон.
– А если серьезно, Ларисонька, зачем вы выкрасились в лягушачий цвет?
– Разве же я хотела, это папаня притащил краску из последней поездки. «Самый модный цвет гетарских фрейлин, покрасься, не пожалеешь!» Вот и хожу как пугало второй день, а налысо постричься страшно.
– Подберите красивый паричок, и все дела!
– Вы гений, Пашенька, дайте я вас расцелую! М-ма, м-ма, нет, еще раз, первый раз не считовски, не получилось, как надо. – И Лариса, прижавшись всем телом, присосалась к губам опера.
Пришлось Чернову резво ретироваться, дабы не быть изнасилованным. В себя пришел только у дверей арсенала. Сидящий за стойкой Михеич радостно поприветствовал
