Эдэр перехватил взгляд пацана, прикованный к куску лепешки на тарелке. «Голодный, паршивец». Мальчишка Эдэру нравился, пороть его не хотелось, и он спросил:
– И где он, твой отец? Почему не воспитывает сына с уважением к закону? Придется его привлечь.
– Не выйдет. Помер он от лихорадки. Два месяца назад.
Гигант удивился:
– С кем же ты живешь? С братьями, дядьями, дедом?
Мальчишка вытер нос рукавом:
– Неа, один. За отца мету базар.
– И стишки сочиняешь?
– Угу. Рэп.
– И родственников никого нет?
– Мать только. В Общем доме. Но она занята все время…
Эдэр опешил. Обычно бедняки-отцы забирали детей из общего дома, едва их отрывали от груди, и они больше никогда и не вспоминали о тех, кто их рожал. А этот…
– С матерью общаешься? – взлетели от изумления брови гиганта.
– Угу. Она хорошая. Любит меня.
– Любит? – Эдэр чуть не поперхнулся. В его понимании любовь вообще не относилась к наложницам, тем более общего дома.
– Угу, – пацан вытер нос рукавом. – Она меня ругала за рэп, боялась, что побьют стражи. Она всегда права. Как говорит, так и получается.
– Ясно.
«Вот это новость!» Эдэр встал и прошелся по кабинету. Протянул Тохе еще мягкую, с теплым хлебным запахом лепешку:
– Ешь.
Пацан без обиняков схватил ее и жадно вгрызся. Эдэр смотрел на него и думал о своей матери. Он ее почти не помнил, да и не вспоминал, если честно. Возможно, она была еще жива, хотя вряд ли. Наложница Зоя, которая родила младших братьев, так и жила в доме отца, невидимая остальным и неслышная. А вот мать Эдэра угораздило произвести на свет дочь-мутанта, когда он еще толком меч в руках не держал. Ни сестры, ни матери Эдэр с тех пор не видел. В обществе мужчин, где женщине было уготовано место лишь у ног владельца или в общем доме, где детей забирали на воспитание мужчины совсем рано, отсутствие матери не ощущалось Эдэром, как нечто ненормальное.
– Она проклята духами за проступки, – просто сообщил командо сыну.
А слуги шептались о том, что Олина, его мать, умудрилась нагулять дочь от воина стражи, ведь у наследного командо, освященного жрецами, мутантка родиться никак не могла.
Жрецы говорили, что именно из-за своеволия женщин и их стремления забрать себе власть духи покарали прошлый мир. Поэтому у глоссов, цвета сохранившегося после конца света клочка Земли, ни одну из женщин, даже урожденную глосску из уважаемой семьи близко не подпускали к делам, тем более таким важным, как воспитание будущих граждан. Удел глоссок – шить и рукодельничать, ублажать мужчин песнями и танцами, стирать и убираться, командовать наложницами в общем доме или у брата, отца.
Впрочем, глоссок было крайне мало. Отчего-то рождалось на территории мегаполиса девочек в десять раз меньше, чем мальчиков. Все болезненные, за редким исключением. И они так часто производили на свет уродцев или умирали при родах, что жреческой властью было запрещено глосскам вступать в связь с мужчинами. Так и ходили они с рождения сирые, все в черном в знак того, что после них – только земля, и ничего не прорастет в бесплодном или порченном животе глосской женщины. Любому отцу в мегаполисе сообщали о рождении дочери, как о несчастье. Может, потому глосски и были так злы с наложницами и лучше надсмотрщиков привезенным девушкам было не сыскать. Говорят, когда-то было иначе, но Эдэра раньше участь женщин не интересовала. Духи распорядились. Есть закон. Зачем размышлять?
По идее, отец мальчишки, этот уборщик, и рассказывать не должен был пацану, кто его мать. Но карать за нарушения было некого, а против детей в законе ничего не писано. Но Эдэр поставил себе на заметку – проверить Общий дом.
– Занятно будет идти туда с рейдом, – ухмыльнулся начальник стражи.
Он взглянул на лисью мордочку, довольно облизывающую крошки с губ. С пацаном надо было что-то делать. Мелкий еще жить самостоятельно. И глупый. Рука ему крепкая требуется, иначе вырастет бунтарем или бродягой, как пить дать. Доставит всем неприятностей, когда он сам, Эдэр, будет править Дикторатом. Начальник стражи предпочитал пресекать проблемы в зачатке.
Решение пришло мгновенно. Эдэр посветлел, положил ладонь на плечо мальчишке – тот аж прогнулся под ее тяжестью – и повел во двор. Подозвал хромого Ляписа, которому разбойник в бою чуть не полноги снес. Теперь бывшему воину, сильному и умелому, не старому совсем, приходилось следить за лошадьми и псидопсами. Эдэр своих на улицу не выкидывал, даже негодных к нормальной службе.
– Эй, старина Ляпис! – позвал гигант. – Давай сюда. Дело есть.
– Да, шеф, – тот торопливо, но косо и криво при-хромал к начальнику.
– Пацана видишь? Сирота, – гигант сощурился на солнце и прикрыл глаза свободной пятерней. – Я задумал школу военную открыть. Начнем с него.
– Школу? – удивился Ляпис.
– Да. Незачем таким, как он, ошиваться по подворотням, – кивнул Эдэр. – Принимай первого. Зовут Тоха. Смышленый, с затеями. Читает рэп и дерзит. Остальное сам расскажет. Будешь ему наставником. Обеспечь жильем, чтоб был сыт. А то посмотри: одни кости – ни мяса, ни мышц. За воспитание отвечаешь головой. Понял?
