– Остальным – огонь! Отвлекаем! Двадцатый! Севастьянов, загибай фланг, чтобы тебя не охватили!
– Есть… – дальнейшее от командира второго ПДО прошло неразборчиво.
– Никишин, прикрой Егорова, если сможешь!
– Принято – Десятый!
Дальнейшую раздачу приказов прервал предмет, очень похожий на наствольную гранату и пролетевший в полуметре над головой, а затем срубивший взрывом ель за моей спиной. Мой шлем и бронежилет на спине осыпало осколками. У громогласной раздачи ценных указаний определённо появились почитатели.
Причём бойцом, любящим пострелять наствольными гранатами, немцы не ограничивались. В очередной раз сменивший позицию машингевер тут же попытался закончить дело, вжав меня в землю струями трассирующих пуль так лихо, что я даже не заметил, где точно он находится. А вот Ханину так не повезло, везение ефрейтора кончилось, когда раненный в голову боец не смог найти укрытие достаточно быстро. Остатки личного состава отделения беспорядочно вели ответный огонь.
Дело пахло керосином, немец явно думал в одном со мной ключе, боялся подхода к нам подкреплений и, видимо не надеялся в роще отсидеться, находясь на расстоянии сорока-пятидесяти метров от нас.
В районе расположения второго отделения тоже ревела непрерывная стрельба, командир отделения младший сержант Севастьянов, перемежая речь гнусной матерщиной, кричал по радиостанции, что взвод обходят по флангу.
Я отполз по ложбинке дальше назад, откатился на десяток метров в сторону и выставил ствол АК из-под ели как раз вовремя, чтобы поймать при перебежке тройку фрицев, свалив одного наглухо, сорвав с его головы каску короткой очередью, и, как мне показалось, ранив второго. Добить упавшего на землю фрица не удалось. Упав наземь, тот сноровисто укатился в сторону, почти мгновенно пропав в растительности.
Слева, длинными очередями лупил ПКП третьего отделения.
– Егоров, сука, где ты! Давай быстрей, пока нас не перебили!
Ответа сержанта я не увидел, спереди слева прилетела очередь из МГ, засыпавшая мне лицо щепками, разбившая радиостанцию и оставившая две отметины на грудной пластине бронежилета, к моему изумлению не пробив его. Осознать свою удачу я, впрочем, вовремя не успел, рядом ширкнула еще одна наствольная граната, раздался взрыв – и меня отбросило в сторону.
Автомат куда-то улетел, рот был забит землей, в ушах стоял звон… Несмотря на то, что левая рука и нога не слушались, я укатился и отполз метров на тридцать назад и в сторону, укрылся за удобной елкой и попытался, осмотревшись, оценить обстановку. Впереди частыми короткими очередями работали два автомата остатков бугаевского отделения, Севастьянов тоже вроде пока держался, а вот ПКП третьего отделения уже молчал.
Чуть позже где-то впереди заработали автоматы Егорова и затрещал длинными очередями немецкий пулемет, но радоваться этому я не торопился, обнаружив шестерых немецких солдат – при ручном пулемете, винтовке с какой-то трубой на стволе и МП-40 в руках рослого широкоплечего парня в крытой сеткой каске, в галифе и с серебряными погонами на плечах полевого кителя, – что, не видя меня, короткими перебежками заходили Бугаеву в тыл.
Готовиться умирать в очередной раз было по-прежнему тяжко, ведь все же должно было случиться совсем не так…
Я вытащил свой ПЯ, подождал, пока немцы покажут мне спины, чуть выкатился из-за ели и полулежа оперся локтем о землю, ловя мушкой широкую спину залегшего с краю скопившейся группы пулеметчика. Немцы залегли и, видимо, высматривали, куда я делся и где сидит группа Бугаева.
Выстрел! Выстрел! Пулеметчик обмяк.
Выстрел! Выстрел! Ткнулся лицом в землю его второй номер, успевший только повернуть голову к товарищу.
Выстрел! Выстрел! Учуявший неладное и обернувшийся назад немецкий гранатометчик отбросил винтовку с трубой наствольного гранатомета на ней и рухнул наземь, зажимая пробитое пулей горло…
С немецким офицером мы друг в друга выстрелили одновременно. Вспышка на стволе смотрящего мне точно в лицо МП-40…
…Грохот грома. Я сижу на башне БМД и смотрю в закрытые американскими очками глаза улыбающегося сержанта Никишина.
– Как бы нам под первую в этом году грозу не попасть, товарищ лейтенант!
Грохот грома, вспышка, – и моя БМД летит куда-то в тартарары, ломая непонятно откуда взявшийся вокруг подлесок…
Жизнь пятая
…Боевая мощь – это умение использовать тактические преимущества…
Традиционное начало очередной жизни я встречал практически в непрерывном шоке, на эксперименты времени уже не оставалось. Не прекращая размышлений, как я
