То, что в ПДО нет «лишних» бойцов и соответственно отделение имеет почти нулевую устойчивость к сохранению способности к выполнению боевых задач при полученных потерях, это не мой вопрос, я не генштабовский теоретик, пописывающий теории действий воздушно-десантных соединений в тылу противника на фоне грибков ядерных взрывов. Однако огневая мощь имеющегося у меня автоматического оружия в данной схеме теоретически должна использоваться максимально – для моих возможностей – эффективно. Собственно последний «мазутный» боевой устав и ряд методичек боевой порядок «в две линии» основным для лесистой местности и рекомендует, однако мне пришлось рекомендациями устава пренебречь, как уже говорилось, для повышения вероятности обнаружения противника в лесу и подстраховки себя от внезапного удара в спину, а то еще и других каких неприятностей.
С ошибками я определился, осталось понять, как быть дальше. Попытка строить оборону на переднем скате была, попытка застичь подходящую колонну противника врасплох – тоже, попытка уничтожения немецкого разведывательного дозора – аналогично, все указанное не принесло успеха по объективным и субъективным причинам.
Теперь следовало попробовать действовать от скрытности. Не маячить боевыми машинами на высотах, как три тополя на Плющихе. Укрыть их, думаю, будет оптимальным за гребнем высоты 44,8 и ждать.
В принципе, мой любящий столь метко пострелять из пистолет-пулемета оппонент должен был попытаться захватить мост, не дожидаясь подхода основных сил, при показанной им ранее агрессивности это было более чем вероятно – мост, в конце концов, не был взорван, а значит, профессионал был обязан этого потенциального взрыва не допустить. Соответственно на первом этапе мне нужно было не дать себя обнаружить до выхода немецкого взвода из Огурца на приречный луг перед мостом и вовремя вывести боевые машины на высоту, которые огнем своего вооружения должны были на этом лугу немца полностью уничтожить.
Второй этап – оборона моста и брода от подошедших основных сил противника – должен был состояться примерно в том же ключе. Укрытые боевые машины и огневые средства, проявивший себя, читай, вышедший из леса на луг противник, появление БМД, делающих немцам немного больно, и их исчезновение. Далее циклы повторяются.
Значит, так и сделаем, хватит с меня избыточной агрессивности при слабом знании противника. Пусть фашисты сами набегают[33] на мои пушки. Однако, как до меня внезапно дошло, сохранение скрытности при движении по дороге Коровино – Гадюкино вдоль берега Чернянки, несмотря на то, что наш берег выше противоположного, вовсе даже не гарантирует. Пришлось разворачивать колонну и следовать назад, спустившись через Коровино к станции и распугав на ней полтора десятка бойцов с винтовками и парой ручных пулемётов, что навело меня на мысль об использовании местных ресурсов.
После успешного разговора в госпитале с представителем особого отдела НКВД неожиданностей мне ожидать не приходилось, если уж во времена встающей с колен России секретность местами дорастала до маразма, то в эти суровые времена осажденной крепости коммунизма маразм должен цвести пышным цветом буквально везде.
Если один наглый мошенник умудрился даже утверждаемое Президиумом Верховного Совета звание Героя Советского Союза себе выписать, лица, встреченные мной в псковских лесах, как минимум до армейского штаба при использовании некой толики мозгов проблем доставить не должны. Я, конечно, жулик не такого масштаба, как этот Пургин, но и встреченные мной люди тоже не Шерлоки Холмсы. Это не говоря о том, что того муровского опера, который мошенника раскрыл после беседы по душам с решившим завязать уголовником, случайно встретившим солагерника в пивнухе, его же родное руководство чудом самого не запрессовало, просто опасаясь за собственные шкуры при раскрытии оперативной комбинации вышестоящих структур[34]. Так что, побольше наглости, вести себя естественно, и все будет путем. Подчиняющиеся мне лишние полтора-два десятка бойцов в нашей ситуации просто бесценны, чего мне тут не хватает, так это людей. Будет, как минимум, кого в дозорах по сторонам поставить. Хотя много госпитальных привлекать нельзя, там вовсе не избыток рабочих рук.
По отношению к обнаруженным в Борисово бойцам вели мы себя неагрессивно, в результате по машинам, остановившимся у здания вокзала, никто из разбежавшихся и занявших оборону бойцов стрелять не стал, как я и ожидал, вполне резонно опасаясь ошибочной идентификации своей секретной техники и неприятных последствий в будущем. По мне, когда я вместе с командиром второго отделения спрыгнул на землю и помахал в сторону вокзала ручкой, понятно, – тоже. Ну, вот и хорошо.
– Бойцы! Командира подразделения ко мне!
Светловолосый, высокий, атлетически сложенный младший лейтенант в васильковой фуражке с краповым околышем, с такими же краповыми петлицами, угольниками на рукаве гимнастерки, в портупее с кобурой на поясе, развесистых синих галифе и шикарно смотрящихся даже несмотря на запыленность хромовых сапогах, вызывал симпатию с первого взгляда. Держался он на вид вполне спокойно, руки не дрожали, единственным моментом, выдающим его нервоз, был взгляд, нет-нет да сползающий на стоящие за моей спиной «танки».
Вышедший вместе с ним боец, лет тридцати – в каске с двумя треугольниками по поперечной полосе на таких же краповых петлицах, со скаткой шинели через плечо и с отвисающим под тяжестью двух патронных и гранатного подсумков поясным ремнем – держался куда более нервно, безостановочно бегая взглядом между нами с Севастьяновым и урчащими дизелями БМД позади и перекладывая «мосинку» с пристегнутым штыком из руки в руку.
– Лейтенант Суровов, командир специальной танковой роты, следую в прикрытие эвакуации госпиталя к Гадюкинскому мосту. По какому праву бросили там опорный пункт?
Конечно, они могли и не иметь отношения к снявшейся мостоохране, но я в этом сомневался. Собственно, это было неважно, даже проходи данное подразделение случайно
