окопов мостоохраны все же сумели бы дойти, в первую очередь из взвода, находящегося с противоположной стороны насыпи и сейчас продвигающегося укрывшись за ней, никто не мог бы помешать позже познакомиться с нашими БМД подобно предшественникам. Окопы в данном случае становились для атакующих смертельной ловушкой.
В сложившейся ситуации наличие боевых машин с фронта только ускоряло дело, создавая, однако, серьезную опасность больших потерь среди бойцов на гребне от огня в спины, соответственно задача – используя тепловизионные каналы прицелов, нейтрализовать находящееся в лесу немецкое подразделение – была более приоритетной.
Однако, к несчастью, немецкий командир вовсе не собирался так просто отдавать мне контроль над ситуацией. Видимый мне немецкий взвод шел в атаку перебежками, из травы под прикрытием пулеметного и довольно редкого, впрочем, винтовочного огня вскакивали группы человек по пять, фрицы броском преодолевали пятнадцать-двадцать метров, рушились на землю и тут же откатывались на несколько метров в сторону, пытаясь тем самым избежать огня по месту своего исчезновения. Отделения у фашистов достаточно явно были разделены на огневые группы, импровизацией в их продвижении даже не пахло. Пулеметные расчеты перебегали последними и тоже поочередно.
Не сказать, что такая подготовка сама по себе сильно помогала против моих автоматчиков с их четырехкратными оптическими прицелами, ведущих огонь с гребней господствующих высот, однако на эффективности не оснащенных оптикой ПКП это, несомненно, сказалось сильно, было очень похоже, что трассы пулеметов оказывают на атакующих больше психологическое действие. Над корректировкой огня пулеметов по плохо различимым наводчиками целям, которая сейчас отсутствовала, поскольку командиры отделений вели огонь из автоматов, в будущем тоже требовалось подумать. Над вопросом, что делать с пулеметами противника – тоже.
Если ответный огонь прикрывавших частыми короткими очередями броски огневых групп своих отделений немецких ручных пулеметов был еще вполне терпим, хотя эффективность отстрела набегающих из автоматического оружия с оптикой тоже снижал достаточно прилично, а вот ведущие огонь из Огурца пулеметы станковые, включившиеся в перестрелку с некоторым опозданием, видимо, определившись с нашим местонахождением на высоте, неожиданно оказались совершенно не выносимы со своими длинными очередями по двадцать-тридцать патронов разом. Длинные струи трассеров в буквальном смысле вжимали в землю, хотелось обхватить каску руками и, не поднимая головы, сползти за гребень. Кое-кто так и сделал.
– Назад, суки, назад на гребень! Огонь!
Крики не то что не действовали, бойцы выползали назад, но на их место сползали другие, кто мог это сделать, – многострадальный Ханин с расколотой пулей головой и каской, лежащей на пару метров ниже по склону, уже не мог. Ближе к флангу перевязывали раненого куда-то в район шеи пулеметчика. О личном ведении огня следовало забыть, наблюдение за обстановкой и раздача пинков подчиненным отнимали все мое время, самому стрелять было некогда.
Бугаеву было полегче, по его высотке противник пулеметного огня не вел, его проблемой была великоватая дистанция.
БМД за спиной частыми короткими очередями из пулеметов и 30-миллиметровых пушек долбили по тепловой засветке в лес, немецкое подразделение в массиве действительно попыталось открыть нам огонь в спины. У него не получилось, насколько я мог видеть, оттуда не свистнуло ни одной пули. Контроль над ситуацией висел на волоске, победителя могла определить любая мелочь.
Этой мелочью стало выдвижение Бугаевым на передний скат бронетранспортера, ранее прикрытого южным гребнем высоты 41,2, чтобы он мог продолжить вести огонь по продвигающейся вперед немецкой пехоте. В Дальней хлопнул орудийный выстрел, и над соседней высотой ушел в небо отрикошетивший от земли шарик трассера. Заметить, откуда точно вело огонь немецкое орудие, я не успел, немец взял поправку и поразил бронетранспортер то ли вторым, то ли третьим снарядом, всадив еще парочку для гарантии в уже задымившую машину.
Сволочь, моих стрелков и АГС фрицы задавили пулеметным огнем, а теперь еще ПТО бронетранспортер спалила…
– Никишин, пулеметы и противотанковые орудия в Огурце и Дальней, определишься тепловизором – уничтожить! Бегом!
Пыл фрицев в лесу машины сбили – рубящие сосны и ели 30-миллиметровые снаряды зрелище не для слабонервных, для их удерживания в глубине одной машины должно было хватить.
Никишин действовал достаточно осторожно. Машина высунула башню из-за северного гребня высоты и хищно повела стволами, уже через пару секунд дав короткую пристрелочную очередь из тридцатки.
– Противотанковое орудие в Дальней. Веду огонь.
Бухнуло 100-миллиметровое орудие, вслед за ним в лес ушла длинная очередь тридцатимиллиметровки.
– Противник уничтожен.
Пулеметы, не обращая внимания на появившийся «танк», продолжали вести огонь по высоте.
– Никишин, ищи другие орудия! Пулеметы после их уничтожения!
– Принято, Десятый!
Второе оружие искать Никишину не пришлось, оно само его нашло, выстрелив по БМД и на пару метров завысив.
Второй трассер пролетел ниже, на полметра выше и правее крыши башни, однако третьего выстрела немецкому наводчику сделать Никишин не дал. БМД разродилась длинной очередью из 2А72[37], добавила еще одну, отлакировала 100-миллиметровым снарядом, и довольный голос Никишина доложил по радиостанции:
– ПТО в Дальней, уничтожено.
– Давай, сержант! Ищи третье!
Третьего орудия сержант Никишин, к несчастью, вовремя не нашел. Машина неожиданно выдвинулась немного вперед, хлестанув 30-миллиметровыми снарядами по ведущим огонь из Огурца немецким пулеметам и заставив замереть самые грязные ругательства в моей глотке. Вернуть машину назад я уже не успел. Из Огурца чиркнул еще один
