В прошлый раз подполковничья инспекция засаду демаскировала, в этот раз, учинив конфликт еще в госпитале, я надеялся данной проблемы избежать. Так как ситуация, в которую меня забросило, как ранее было выяснено, весьма даже пластична, я не видел причин, по которым немецкие командиры в данной версии событий, не видя перед собой противника, от возможности с ходу захватить целехонький железнодорожный мост могли бы отказаться. Будь я на месте что командира мотоциклетного взвода, что командира немецкой роты – рискнул бы без вариантов, как бы послезнание ни диктовало желание показать себя вторым Мольтке, видящим на пятьдесят метров в землю. Любой хороший офицер, а я считал себя хорошим офицером, на месте немцев рискнул бы. Отсиживался бы безынициативный ливер, и никто более, я так считаю.
Отделения я расположил в привычном уже ключе. На левом фланге опорного пункта, за железкой в лесу, скрывалось третье парашютно-десантное отделение гвардии сержанта Егорова вместе со своей БМД-4М бортовой номер 444; в центре на высоте 44,8 заняли оборону второе ПДО гвардии младшего сержанта Севастьянова, пулеметно- гранатометное отделение гвардии младшего сержанта Якунина и остальные боевые машины взвода; высоту 41,2 на правом фланге, как самый опытный из сержантов, оборонял замкомвзвода гвардии старший сержант Бугаев со своим первым отделением. Пеший парный дозор ефрейтора Ханина обеспечивал взвод от обхода слева в дубовой роще в трех километрах к югу; от обхода справа я надеялся быть обеспеченным выставленной госпиталем заставой на высоте 43,1.
Тянулось время, личный состав, не особо торопясь, но и не отлынивая, копал окопы на обратном скате. Я, воспользовавшись командирскими привилегиями, забрался повыше и копал свою ячейку – КНП за подходящим кустом на топографическом гребне; метрах в тридцати от меня двое наблюдателей поочередно делали то же самое. Особо я не торопился, уделяя много внимания обеспечению скрытности, наличие немцев в роще перед нами наблюдатели обнаружили достаточно быстро, в общем ситуация развивалась по плану. Ровно до тех пор, пока на меня не вышел по радиостанции злобный Бугаев:
– Топор Десять – Топору Одиннадцать. Люди по вершине высоты 43,1 бродят. Выставили наконец заставу, клоуны поганые. Прием.
– Много, Топор Одиннадцать?
– Человек тридцать, Десятый. Скрываться даже не пытаются. И подполковник наш любимый, похоже, среди них, только в форму переоделся.
– Что делает, Одиннадцатый?
– Стоит во весь рост на вершине, Десятый. Только что тому очкастому политруку и бойцам указания раздавал, сейчас в бинокль за реку лупится, придурок. Те лопаты разобрали и окопы копать расходятся.
Подполковник оказался просто прелесть, захотелось перекреститься от того, как бы он тут мной покомандовал, и завосхищаться собственной гениальностью и умением смотреть в будущее. Нет, это, конечно, может быть, он непризнанный мной военный гений, с отличием закончивший Академию имени Фрунзе в период, когда в ней патриотическая общественность зачистила Свечина и ему подобных врагов народа, и в какой-то иной ситуации, безусловно, заблистал бы… Однако решение тактической задачи по обеспечению эвакуации госпиталя неполной ротой он, как и я, явно не решил бы без шпаргалки.
Вот зачем в этот раз он притащил уже три десятка человек, что составляло минимум треть от обеспечивающих эвакуацию свободных рук госпиталя? Все, о чем мы говорили, это требования к группе бойцов, которая могла бы дать сигнал об обнаружении обхода справа и продержаться со своим пулеметом достаточно долго, чтобы к ним приехали мои боевые машины. Зачем лишать госпиталь стольких рабочих рук? Тяжелораненых девчушки санитарки таскать будут?
Ну ладно бы притащил, так о скрытности мы с ним тоже говорили. Единственный плюс, что нашу засаду у реки он еще не демаскировал. Но это пока, сейчас ему выкопают КНП, подполковнику станет скучно, и он решит заняться делом – проверить, как там у нас идут дела. Это к гадалке не ходи. И ладно, если пешком придет, такой додумается и на автомашине приехать.
Как бы я ни гордился своими провидческими способностями, в этот раз они отказали. Подполковник, видимо, вспомнил полученный отлуп и нарываться на следующий не рискнул, поэтому нашел перпендикулярный ход, поступив так, как я от него совершенно не ожидал.
Голос Бугаева просто звенел от сдерживаемого бешенства:
– Топор Десять – Топору Одиннадцать. Глянь назад, на тот склон высоты, что из-за леса наблюдать можешь. Наш подполковник за тобой наблюдать изволит. Прием.
Я поднес к глазам бинокль, и мне очень захотелось, чтобы его окуляры превратились в окуляр единственный – от оптического прицела чего-то крупнокалиберного. Нет, обычный «Штайр» или даже СВД наших полковых снайперов тоже позволил бы достать этого волевого недоумка, пытающегося прогибать реальность под свою волю. Но просто выпустить магазин в трех дураков на склоне и даже в них попасть – наполовину не позволило бы выплеснуть тот уровень ярости, что у меня возник.
Нужно было что-то крупнокалиберное, типа АСВК или американского «Баррета». И стрелять МЗД-ушками[43], чтобы у жертв моей ярости после попадания одни ноги стоять остались. У подполковника я бы, собственно, и ноги после этого расстрелял.
Наш волевой военный гений нашел способ демаскировать нашу засаду, даже не сходя со своей высоты. Он просто спустился ниже по склону и принялся рассматривать наши высотки в бинокль, о чем-то разговаривая с политруком при этом.
Подобная самоуверенная тупость заставляла не просто опустить руки, а по-настоящему испытать чувство абсолютного собственного бессилия. Даже, думай об этом специально, подполковник вряд ли сумел бы найти лучший способ испортить мой замысел, который, как я чувствовал, теперь окончательно полетел коту под хвост. Вершина высоты 43,1 находилась на пять метров выше уровня нашего берега, до рощи Дальняя от нее было около полутора километров, от Огурца – около двух. Читай, этот взвод за нашими спинами немцами был сразу же обнаружен и поставлен под наблюдение. Не обнаружить трех человек, спустившихся вниз по склону, они тоже не могли. И какие выводы они бы сделали, обнаружив, что те пялятся на обратные скаты высот за рекой?
Стоит ли удивляться, что с атакой командир немецкого мотоциклетного взвода до сих пор осторожничал, а теперь явно до подхода основных сил из рощ точно не вылезет? Засады он, может быть, и не подозревает, а вот замаскированное огневое сооружение, а то и несколько предположит запросто. «Линия Сталина» вот она, перед нами.
