На данном этапе от меня ничего не зависело, я отдал ход противнику и ожидал либо попытку обхода взвода по левому или правому флангу, либо попытку атаковать в лоб под прикрытием противотанковых орудий, либо и тот и другой вариант вместе, несмотря на всю его относительную сложность в осуществлении. Верить сценариям предыдущих жизней я опасался, как мне кажется, вполне резонно вспоминая искажения событий от малейшего чиха в разных их вариантах.
Артиллерии я пока особенно не боялся, против нас явно работал передовой отряд, вполне возможно, целенаправленно на захват моста и отправленный. Даже при закреплении на его поддержку артиллерийского подразделения, немцам требовалось достаточно значительное время, чтобы развернуться, – фронт впереди после прорыва Себежского УРа, видимо, как таковой отсутствовал, одни разрозненные отступающие подразделения Красной Армии, поэтому я очень сомневался, что закрепленная на поддержку передового отряда батарея и уж тем более дивизион будут продвигаться в головах колонн наступающей немецкой дивизии. При дальности стрельбы не более пятнадцати километров, вероятнее даже не больше двенадцати[49], и при отсутствии сплошного фронта с самостоятельно действующим отрядом из усиленной мотопехотной роты на автотранспорте и мотоциклах вряд ли кто бы тогда заморачивался.
В этой связи немецкая атака в лоб была бы для меня просто подарком судьбы, люди везде одинаковые, почему бы у немцев не оказаться духовному брату подполковника Кривошеева, решившему, что три неокопанных тридцатисемимиллиметровых противотанковых орудия – это вполне достаточная сила, чтобы перебить танки противника, ведущие огонь по наступающим с обратных скатов. Но это были мечты, на такой лотерейный джэк-пот даже надеяться не следовало. Самым вероятным вариантом я счел попытку обхода справа силами примерно мотопехотного взвода, с форсированием реки и выходом мне в спину через высоту 43,1.
Да, вариант немцев, потревоживших покой товарища Ханина, тоже не упускался из виду, но объективно он был для немецкого командира не лучшим, слишком большой крюк с высокими затратами времени на него требовался, причем в значительной части еще и по заболоченному лесу. Собственно даже переход немцев через железнодорожное полотно я вполне мог бы засечь. Немец же не может знать, что в прошлые разы наблюдатели Егорова этот переход упустили?
Тем не менее, отсутствие каких-либо видимых действий противника поневоле напрягало и заставляло думать, что я что-то и сам, возможно, пропустил. Больше всего беспокоила возможность скрытного снятия якунинского дозора разведчиками врага и выход его в лес за моей спиной, что практически бы обнулило ценность нашей позиции. Свист артиллерийского снаряда над головой принес настоящее облегчение. Наступила хоть какая-то определенность, время ожидания подходило к концу.
– Граб Один, Топор Тринадцать – Топору Десять. Усилить наблюдение, начинается.
– Топор Десять – Топору Тринадцать. Принято.
– Топор Десять – Грабу Один. Слышу вас, принято. Прием.
Ну, вот и хорошо, а мы посмотрим, что там творится за рекой, пока фриц пристреливается.
За рекой, понятно, ничего не происходило, немцы вполне резонно ждали конца артиллерийской пристрелки, даже движение в рощах, довольно часто фиксируемое наблюдателями, полностью прекратилось.
Артиллерийской подготовки я не боялся, времени после уничтожения мотоциклетного взвода немцы нам предоставили более чем достаточно. В наличии имелось на каждой из высот по два основных парных и четыре запасных одиночных окопа для стрельбы стоя для бойцов парашютно-десантных отделений, а также КНП и два основательно вырытых гранатометчиками окопа под АГС на высоте 44,8. Окопы рыли по топографическому гребню, в этой связи я решил, что брошенных назад коротких ходов сообщения полуметровой глубины будет вполне достаточно для обеспечения маневра бойцов в ходе боя.
Конечно, будь у меня больше времени, ходы сообщения были бы соединены общей траншеей, снимающей часть проблемы поражением личного состава, укрытого от пуль за гребнем артиллерийско-минометным огнем, но отрыть ее мы, к сожалению, не успели. Бугаев, находившийся на своей высотке фактически в засаде, ходами сообщения вообще не заморачивался, предпочитая им наличие нескольких скрытно вырытых лишних окопов.
Боевые машины были рассредоточены по обратному скату высоты 44,8, вероятность прямого попадания в них оценивалась мной как незначительная. Осколочное действие 105-миллиметровых снарядов можно были считать немногим большим.
Для начала немецкий артиллерист пристрелял высоту 44,8 и пустой опорный пункт у моста рядом с ней, это было ожидаемым, а вот, что перенос огня даст падение первого же снаряда на вершину бугаевской высоты, было воспринято уже с удивлением, играть с такими картами вовсе не хотелось. Впечатление еще больше усилилось, когда в эфире появился мрачный голос старшего сержанта:
– Топор Десять – Топору Одиннадцать. У меня самое меньшее трехсотый, Белявский под близкий разрыв попал. Окоп завалило на х…
– Скверно. Одиннадцатый, откапывать не торопись, подожди окончания пристрелки. Не хватало еще кого-то потерять.
– Понял, Топор Десять! Так и соображал.
– По сторонам посматривай, Топор Одиннадцать. Не нравится мне эта пристрелка.
– Принято, Десятый.
– Граб Один – Топору Десять. Как обстановка?
– Топор Десять – Грабу Один. Слышу вас. Противника не наблюдаю.
– Граб Один, все внимание по сторонам. Если правильно понимаю жизнь, немец сейчас на тебя огонь перенесет. И если в лесу кто-то есть, ему будет самое время после этого появиться.
– Понял, Топор Десять. Не пропустим. Прием.
– Так и надо, Граб. Не пропусти.
– Топор Тринадцать – Десятому. У тебя как обстановка?
