Слова вызвали еще один спазм: меньше всего ему сейчас хотелось есть, но он знал из богатого опыта, что без этого зла не обойтись.
– Может быть, ломтик вороны – я же предупреждала насчет того червяка? – Должно быть, Марото выглядел жалко, поскольку она немного смягчилась. – Чхве и София ищут тебе что-нибудь горячее.
– София. – Имя прозвучало стоном: зловещее облако предчувствия на краю сознания было изгнано завывающим ветром реальности – Марото вспомнил все. Он с превеликим усилием сел, взял кружку восхитительно холодной воды. Отхлебнув, попытался сфокусировать взгляд на Пурне. – Она здесь?
– Только что упустил ее, герой, – был слишком занят. Выворачивался наизнанку за палаткой. – Пурна кивнула в сторону источника вони, и Марото только тогда сообразил, что та исходит не от его липкого тела. Эге, да он не наблевал на себя – жизнь-то налаживается! – Похоже, вы все утрясли? – спросила она.
– Да вроде. – Марото передернуло.
Святые гребаные демоны, это что, и правда его работа? Неужели порожденное дурманом желание расшевелило все зло, приведшее сюда Софию? Несомненно, во всем случившемся усматривалось участие Крохобора. Эта крыса обожала нашептывать спящему, чтобы тот, проснувшись, вообразил, будто родил величайшую идею, или вспомнил, чего не было… вроде приказа уничтожить некую почтенную даму в отдаленном горном селении… Демоны, смилуйтесь, София сказала, что всю ее деревню вырезали, а мужа… Все, сейчас опять стошнит.
На этот раз он не потрудился блевать снаружи.
– Пойду взгляну, куда запропастилась Чхве с завтраком, – сказала Пурна тем неестественным тоном, какой бывает, когда силишься не дышать носом. – Тебе принести еще что-нибудь?
– Угу, – выдавил Марото между рвотными спазмами. – Гребаную голову этого долбаного Дигглби.
Трижды Мрачный приносил деда к палатке Марото, чтобы три поколения Рогатых Волков наконец спели друг другу, и трижды девушка, носившая шкуру их клана, прогоняла их. Пурна, что-то-там-Пурна называли ее, и она была не груба, а больше зла на своего капитана, на которого навалилось такое похмелье, что он весь день пытался выбраться из постели, но сумел лишь проблеваться и вырубился опять. Однако в последний раз она даже не подняла головы от карт, в которые играла со своими товарищами, разодетыми в шкуры и зубы рогатых волков, – только отмахнулась и сказала:
– Как только придет в сознание, я вас позову. Но до сих пор он и на пять минут не прочухивался, так что не ждите от бедняги поэзии.
– Поэзия Марото – вот бы послушать! – заявила герцогиня с тиарой из зубов рогатого волка поверх высокого парика.
– Ага, спасибо, – буркнул Мрачный и понес дедушку обратно к их палатке. – Нам так везет, что он ублюется до смерти и мы не услышим его песню.
– Так было бы даже лучше, – заметил дедушка. – Если он помрет, мы заберем его кости и перемелем, чтобы сделать тебе оружие, какое носила моя мать. Железо, смешанное с прахом предков, – самый могущественный металл на свете.
– Да? – Этой сказки Мрачный еще не слышал. – У прабабушки такое было?
– По ножу из каждой ее матери, – ответил дедушка, наклонившись так, чтобы шептать внуку на ухо, будто лагерь кишел шпионами, только и мечтающими узнать секреты старика. – Они никогда не промахивались, Мрачный, никогда.
– Ха!
– Это все, что ты умеешь сказать? «Ха»! Эй, парень, видишь вон тот холм?
Да, Мрачный видел: лагерь упирался в подножие зловещей горы и частично на него заходил, а там, где подъем становился по-настоящему крутым и палатки заканчивались, торчал клочок бурой травы. Наивысшая точка в округе, кроме самой горы и кряжей, стенами встававших по обе стороны лагеря. Мрачный, не нуждаясь в пояснениях, направился туда, где Язык Жаворонка пронзал садившееся солнце.
– Ну вот, – сказал дедушка, когда Мрачный наконец взобрался на холм; у его ног лежал грубый символ из камней, а дальше распростерся целый мир. – Есть на что посмотреть. Теперь твоя непорочновская девка влипла!
Так оно и было. Снизу из лагеря виднелся только край травянистого подъема по ту сторону долины, но отсюда холмы предгорий казались почти такими же плоскими, как равнины, в которые они переходили, и вся местность, проклятье, выглядела так, будто была покрыта какой-то опасной сыпью. Имперский лагерь был не вдвое больше Кобальтового, но находился близко. От ближайшей к ложу долины багряных палаток не более часа ходу; от начала долины до первой заставы кобальтов – и того меньше.
– Хорошего мало, – уныло произнес Мрачный.
Их время почти вышло: уже завтра может начаться битва, и какого демона они будут тут делать? И конкретнее: как быть с дедушкой? Он не ждал, что старик поймет его желание, даже потребность, сражаться на чужой войне, но и не мог бросить родича и идти в бой один: если он погибнет, что станется с Рогатым Волком, не ходящим на своих двоих уже больше десяти лет? После всех приключений они, похоже, упустили шанс поговорить с Марото, бой может начаться до того, как им выпадет вторая попытка. Нужно уходить в горы сегодня же ночью, если они не хотят впутываться в дела внешнеземцев, но это значит покинуть дядю, не дав ему шанса все исправить… и покинуть Чи Хён, что едва ли не хуже.
– Мало хорошего? – фыркнул дедушка. – Напротив, парень, все выглядит демонски здорово. Знай я, что они здесь вспомнили, как воевать всерьез, я бы еще в первый раз ушел из саванн с Марото.
– Да ну? – Мрачный ни разу не слышал, чтобы дедушка называл сына этим именем.
– Да, – подтвердил дедушка. – Я уже почти отказался от этой мысли, но у меня, похоже, еще остается надежда попасть в Медовый чертог Черной Старухи. Если такая
