Мрачный прижимал к земле мальчишку, которому не было и двенадцати оттепелей, и душил его насмерть одной рукой. Мрачный чуял запахи мочи и дерьма, крови и старости, но этот последний становился все слабее, и, когда совсем исчез, варвар надавил сильнее. Глаза мальчишки вылезали из орбит, ноги месили воздух, смешные пальцы цеплялись за руку Мрачного. Это было черное дело, но его нужно было сделать, потому что дедушку убили вообще без причины; убили так, что покрыли позором их предков. Месть должна была свершиться, и Мрачный усилил хватку и отвернулся, ибо никакого удовольствия это не доставляло.
– Нет. – Он выпустил мальчика, будто змею, и плюхнулся на ягодицы в пыльном проходе между палатками.
Мальчишка хватал ртом воздух – сухой отвратный звук, вызывающий боль. И Мрачный повторил громче, стараясь выразиться с нажимом:
– Нет!
Они покинули саванны в поисках лучших порядков. Когда убиваешь кого-то на родине, ты платишь его семье или сражаешься с тем, кто приходит мстить. Все просто… Но так было раньше, а теперь уже ничто не кажется простым. Что хорошего в том, чтобы прикончить этого дуралея? Что доброго выйдет из всего происходящего?
– Простите, – повторил мальчик, кашляя на весь белый свет и отползая на заднице подальше.
Мрачный, услышав это пустое слово, захотел забить его обратно в горло парня. Вскочив и подойдя к нему, Мрачный спросил:
– Думаешь, мне не накласть на твое «простите»? Ты убил моего деда! Я протащил его на себе всю дорогу сюда, уговорил помочь вам, вашим людям, и вот чем вы ему отплатили? Долбаным дохлячком? – Он поднял ногу, чтобы пнуть съежившегося мальчишку, но успел осадить себя и топнул. – Какого демона мне теперь делать? Оставить его здесь после всего, что он для меня совершил? Отпустить тебя после того, что ты с ним сделал?
– По… по… пожалуйста… – пролепетал мальчик.
– Я, мать твою, задал вопрос! – взвыл Мрачный, чувствуя, что из ушей вот-вот хлынет кипящий мозг. Пару раз в жизни он бывал зол до умопомрачения и всегда с печальным итогом, но таких демонов в нем еще не водилось. – Теперь мне больше некого спросить! Потому что ты его убил! Так как мне быть?
– Багровый или… непорочновский? – произнес мальчик, и Мрачный осознал, что излагал свою тираду на истинном языке, а этот мальчик, откуда бы ни пришел, уж точно явился не с Северо-Восточного Луча.
Ну и ладно, Мрачный умел ругаться и на других языках, хотя поиск нужных слов чуть умерил его гнев.
– Ты убил моего деда, – сказал он на непорочновском. – Ты убил его, потому что… потому что ты тупой гребаный придурок. Так что мне делать теперь? Как я могу тебя отпустить, когда ты с ним так обошелся? Как я смогу посмотреть в лицо ему и другим моим предкам, когда встану перед дверями Медового чертога Черной Старухи? Как?
– Пожалуйста… – вот и все, что сумел выдавить мальчишка.
Мрачный задумался: язык тому препятствием или парень просто туповат? Он оглянулся на распростертого в пыли дедушку, надеясь, что даже из мира смерти тот сможет передать какую-нибудь мудрость, но старик предлагал лишь аппетитную пищу мухам, жужжавшим у его окровавленного рта.
– Ладно, – сказал Мрачный, закрывая глаза и говоря себе, что он же знал: этот час придет…
Но предвидеть что-то и быть к этому готовым – не одно и то же. Он всегда воображал, что дедушка погибнет, спасая его или кого-нибудь более достойного; что старик пожертвует собой ради великой славы, напав на сотню врагов и заставив их дорого заплатить за одного Рогатого Волка, который даже не может стоять на ногах. С последним дыханием он похвалится, или отпустит шуточку, или, может быть, просто попрощается с внуком. Вот как было бы в сагах. А не так. Какая из этого может родиться песня? Только унылая и нескладная.
Загвоздка, однако, была в том, что сию секунду происходило нечто большее, чем то, что случилось с дедушкой. Гораздо большее. Это не было гребаной песней с драматическим финалом в виде дедушкиной смерти: войны не прекращаются из-за одного старика… Или прекращаются? Весь шум в долине стих, когда Мрачный навострил уши, и слабый запашок угля, смешанного со сладким рисом, долетел до его носа аккурат перед тем, как вместе с ветром по лагерю пронеслось серое облако дыма. Вытянув шею, он не сумел разглядеть никаких призрачных демонов, собравшихся над полем боя, – вообще не увидел долины. Чи Хён была где-то там, и дядя Марото тоже, и хотя причины желать им целости и сохранности разительно отличались – Мрачный желал изо всех сил.
– Ладно.
– Ллладно? – Паренек попытался встать, но слишком сильно дрожал.
– Да, ладно, – повторил Мрачный, выбравший путь сам, раз уж здесь не было никого, кто подал бы идею получше. – Дедушку видишь? Ты отнесешь его вон на тот холм, где выступ. Отнесешь на спине. Сделаешь ему постель из веток и травы. Положишь ногами к долине, головой к горе. Потом жди там, пока я не приду. Сделаешь все как сказано – не убью тебя.
Мальчишка торопливо закивал.
– А если ты этого не сделаешь, если я поднимусь на холм и не найду вас обоих там… – Мрачный собирался оставить угрозу незаконченной, но, поняв, что этот гребаный кусок дерьма слишком туп, чтобы хотя бы не убивать честных людей, добровольно вызвавшихся помочь его армии, договорил: – Тогда я тебя найду, где бы ты ни спрятался, и сделаю таким же мертвым, как дед. Только не быстро. И не легко. Ты будешь молить своих богов, чтобы я тебя прикончил. Усек?
Мальчишка закивал так, что чуть не сломал себе шею и не избавил Мрачного от забот.
– Тогда живи. – И поскольку нельзя помочь живым, присматривая за мертвым, Мрачный побежал вниз по лагерю, не тратя ни единого взгляда на паренька и плоть, изношенную его дедом.
Он старался не замечать, как легко и свободно себя чувствует, как быстро и ловко двигается без бремени на спине.
