ноголомными камнями, был для него неизведанной территорией, разительно отличающейся от почти голых степей по другую сторону Агартханской теснины, где осталось его стойбище. Но песнопевцы утверждали, что для Рогатого Волка всякий лес – родной дом.
– Хватит, – сказал дедушка, после того как они поднялись и спустились еще с полудюжины холмов, а погоня так и не показалась. – Отдохни чуток, драть твою рожу, отдохни и дай мне подумать.
– Ладно, – выдохнул Мрачный, резко садясь на корточки за вершиной очередного холма и хватая ртом воздух. С приливом тошноты он осознал, что спазм в боку, который он старательно игнорировал, на самом деле – аккуратная дырка, уходящая сквозь конопляную рубашку в межреберное мясо. Половина одежды пропиталась красным. Ощупывая рану, Мрачный прикинул, когда успел ее получить. Должно быть, Быстрое Копье подтвердила свое имя, когда он только побежал.
– Нужно перевязать, прежде чем пойдем дальше, – сказал дедушка, перегибаясь через плечо Мрачного, чтобы взглянуть на рану. – Как можно быстрее, мальчик. Они набросятся на тебя, как термиты на сочное бревно, а здесь не место для битвы. Ни в жизнь бы этого не случилось, если бы ты просто сражался.
– Почему они… – Мрачный пытался привести мысли в порядок, пока дедушка копался в мешке, пристегивавшем его к внуку. – Почему они не… Почему ты… Почему?
– Почему-у-у? – ноющим тоном передразнил дедушка, и это резануло Мрачного глубже и больнее, чем рана. – Почему? Потому что они не Волки, они собаки, – вот почему, шавки своих чужеземных хозяев.
Едва ли это что-нибудь объясняло.
– Бычья Погибель всегда точил на меня зуб, но Мудрый Глаз казалась вполне доброжелательной, а Острый Язык научил меня всем песням, какие я знаю. Почему они так быстро нас догнали? Они считают, что мы трусы? Позорим клан?
– Скажи спасибо своему дяде, как сыщем его. Когда он вернулся, ему придумали какие-то особые оправдания – из-за сокровищ, которые он подарил старейшинам, но все это еще больше опозорило совет, когда твой дядя исчез вторично. Ты же не позволишь сбежать бешеной собаке, если есть шанс ее прикончить, а поскольку мы все одной крови – ну, они предположили худшее. «Обмани Волка раз» – и все такое прочее дерьмо. – Дедушка развернул вытащенное из мешка одеяло, впился зубами в край и, оторвав подходящую полосу, передал ее Мрачному, а остальное убрал. – Ох, да брось дуться, я же не говорил, что ты бешеный, – это они сумасшедшие, а не мы. Они присосались к багряной титьке, и молочко им понравилось. Щенок вроде тебя и должен был ужаснуться глубинам порочности, до которых падает душа, поддавшаяся язычеству, но меня, как ни жаль такое говорить, все это вообще нисколечко не удивило. Врасплох меня застало только то, что они ждали, пока мы перейдем мост, чтобы захлопнуть ловушку.
– Я готов, – сообщил Мрачный, затягивая узел и заправляя концы повязки под нее же. Он напихал туда мха, но одеяло над раной уже набухало черным. – Держись крепче, я собираюсь прибавить ходу.
– О нет, вот этого не надо, – возразил дедушка, дергая внука за пышные волосы, как за конские поводья. – Хватит уже изображать из себя антилопу, парень, пришло время стать Рогатым Волком. Они легко пройдут по твоему следу, как ты ни беги, так что замедли-ка шаг, поищем хорошее место для атаки.
– Атаки? – Мрачный тревожно огляделся, но на склонах движения не было. Дедушка нервировал его своими разговорами. – Не, дед, я бегаю быстрее их, а им придется развернуться в какой-то мо…
Дедушка щелкнул его по уху, перебив своим старческим дыханием запахи крови и надерганного мха.
– Я же сказал тебе, мальчик, нельзя позволить бешеной собаке сбежать, когда есть возможность ее остановить и не дать разнести заразу.
– Бешеная собака, – повторил Мрачный.
Сколько раз его так называли? И все-таки перспектива убивать людей своего клана наполняла его тоской. Ни в одной песне из тех, что он слышал и напевал про себя, не было героя, поступающего так со своими сородичами. Может быть, пока ему не нравится, что это нужно сделать, он может по-прежнему считаться хорошим Рогатым Волком…
– Найдешь мне хороший насест, и сами расставим для них ловушку. Как думаешь, могучий Волк вроде тебя одолеет пару бешеных шакалов, а, парень?
Мрачный задумался обо всех случаях, когда соплеменники мучили его чуть не до слез. Припомнил все песни, которые сам для себя слагал, – баллады, где преподавал им кровавый урок. Прикинул, как это будет выглядеть: расставить ловушку для охотничьего отряда Рогатых Волков, а не только отбиваться, когда его зажмут в угол. Потом стиснул зубы и приготовился к самому трудному подвигу, какой когда-либо воображал; он и не предполагал, что может совершить подобное на самом деле. Будет тяжело, но иного выхода он не видел.
– Я… Извини, дед, но я никак их не одолею. Я правда хочу, но меня треснуло по голове веткой еще по дороге, и мне очень трудно даже ровно бежать. Забудь про драку; если я попытаюсь сражаться, то просто споткнусь и упаду, и нас обоих убьют. – Мрачный не мог поверить, что и в самом деле врет деду, что и правда немного раскачивается, чтобы придать своей байке убедительности, что ведет себя как пьяный или контуженый. Не мог поверить, что и впрямь думает, будто дедушку убедит его глупая уловка, правда считает, что у него есть какой-то выбор. Дедушка молчал, как всегда, когда бывал очень-очень зол, но потом ладонь старика вдруг мягко похлопала по копне лохматых волос внука.
– Хорошо, Мрачный, – тихо сказал старик. – Раз говоришь, что не можешь, я тебе верю.
Это ранило сильнее всего, так больно, что Мрачный чуть было тут же не сознался во лжи, но припомнил перепуганные лица щенков, когда он убил Бычью Погибель. Он не хотел устраивать засаду на этих детей. Мрачный всегда питал слабость к не получившим еще имени щенкам клана – взрослые его ненавидели, сколько он себя помнил, но у него все-таки была парочка настоящих друзей, пока они все не повзрослели. Ему даже хватало наивности думать, будто Крепчайшая может когда-нибудь стать его женой, так хорошо они ладили подростками, но, заслужив имя, она перестала водиться с ним, как и остальные. Неудивительно, что стоило Мрачному вообразить детские страдания вроде тех, что пережил он сам, и у него холодели, тряслись руки.
