В горах они никогда не использовали пенни. Товары измерялись в шиллингах; пенни все усложняли. В крупных городах Гоминиума в одном серебряном шиллинге было сто медных пенни и пять шиллингов — в одном золотом, но в кошеле Флетчера было только серебро. Он попросит размен при оплате комнаты, чтобы такого больше не случалось. Досадно было совершить такую очевидную ошибку, но он же не мог оставить ей столько же чаевых, сколько стоила его еда, не так ли?
Еще один мужчина, сидящий позади трех бродяг, все еще пристально смотрел на Флетчера. Он был красив, но грозен, его резное лицо портил шрам, протянувшийся от центра правой брови к углу губ через молочно-белый глаз. У него были карандашные усы и вьющиеся черные волосы, собранные в узел на загривке. По его униформе можно было сказать, что он офицер; длинный синий плащ с красными лацканами и золотыми пуговицами. Также Флетчеру была видна черная треуголка на стойке перед ним.
Флетчер отодвинулся в тень и посильнее натянул капюшон. Демон завозился и заворчал ему в ухо, недовольный тем, что так долго сидит в темноте. Капюшон хорошо его скрывал, особенно, когда Флетчер поднимал воротник рубашки, но то, как офицер смотрел на него, приводило в замешательство.
Он проглотил остатки похлебки и засунул хлеб, который к ней прилагался, в карман, чтобы отдать его потом демону. Может, будет лучше остановиться в другой таверне, подальше от всех тех, кто видел размер его кошелька.
Он вышел на мощеную улицу и поспешил прочь, оглядываясь через плечо. Никто его, вроде, не преследовал. Скоро опустятся сумерки, и ему не нравилась идея провести ночь на пороге.
Он уже дивился высоким зданиям, некоторые были более четырех этажей в высоту. Почти в каждом на первом этаже располагался магазин, продающий множество товаров, при виде которых у Флетчера зачесались руки что-нибудь купить.
Тут были краснощекие мясники со связками сосисок, украшающих их лавки, по локоть в крови, когда они разделывали тяжелые туши. Плотник накладывал последние штрихи на ножку стула с изумительными узорами в виде дерева, обвитого плющом. Соблазнительный запах одеколона доносился из парфюмерной, стеклянные витрины которого были заполнены хрупкими разноцветными флаконами.
Он отшатнулся в сторону, когда рядом остановился конный экипаж, и из него вышли две девушки с красиво завитыми волосами и накрашенными губами, красными, как лепестки роз. Они зашли в парфюмерную, прошелестев юбками и оставив Флетчера с открытым ртом. Он усмехнулся и помотал головой.
— Не для таких, как ты, Флетчер, — пробормотал он и продолжил путь.
Его взгляд зацепился за что-то металлическое и блестящее. Оружейный магазин ощетинился копьями, мечами и топорами, но не это привлекло его внимание. Это было огнестрельное оружие, мерцающее в вельветовых коробках на прилавке перед магазином. Каждая рукоять была выкрашена в красный, и на каждом стволе были выгравированы мчащиеся кони.
— Сколько стоит? — спросил он продавца, его взгляд был прикован к паре великолепных дуэльных пистолетов.
— Слишком много для тебя, парень. Это оружие для офицеров. Хотя красивые, не правда ли? — произнес над ним глубокий бас.
Он посмотрел наверх и моргнул в удивлении. Это был гном, в этом Флетчер был уверен. Он стоял на длинной скамье, так что его голова была на одном уровне с головой Флетчера, но без нее он доставал бы Флетчеру лишь до груди.
— Конечно, мне следовало догадаться. Никогда не видел ничего лучше. Это вы их изготовили? — спросил Флетчер, стараясь не пялиться. Вне Корсилиума гномы встречались редко, и Флетчер ни одного еще не видел.
— Нет, я всего лишь продавец. Все еще подмастерье. Может быть когда-нибудь, — сказал гном.
Флетчер удивился, как гном может все еще быть учеником. Он выглядел гораздо старше его самого, со своей густой бородой и усами. Борода по цвету напоминала бороду Бердона, но волоски были гораздо тоньше и длиннее, со вплетенными бусинами. Волосы гнома были такими же длинными, доходя до середины спины, собранными в хвост кожаным ремешком.
— Твой мастер не ищет новых учеников? У меня большой опыт работы в кузнице, и мне бы пригодилась работа, — сказал Флетчер с надеждой в голосе. В конце концов, чем еще он мог заняться, чтобы раздобыть денег в этом дорогом городе? Гном посмотрел на Флетчера как на дурака, потом его взгляд смягчился.
— Ты не отсюда, не так ли? — спросил гном с грустной улыбкой. Флетчер покачал головой.
— Мы не нанимаем людей до тех пор, пока у нас не будут те же права, и пока мы храним секреты изготовления ружей. Ничего личного. Ты кажешься довольно хорошим парнем, — посочувствовал гном. — Лучше иди к человеческим кузнецам Корсилиума, хотя их немного. Они хорошо работают, многие солдаты отказываются отовариваться у гномов. Но я слышал, что они сейчас никого не нанимают, слишком много желающих.
Сердце Флетчера упало. Кузнечье дело было единственным, которое он знал, и он был слишком взрослым, чтобы становиться учеником в другой сфере. Также вокруг города не было лесов для охоты, не считая джунглей за южной границей.
— В каких правах вы ущемлены? — спросил он, подавив разочарование. — Я знаю, что в прошлом году Король наделил вас правом вступать в войска.
— О, их множество. Закон, устанавливающий количество детей, которое мы можем иметь каждый год, самый неприятный. У нас может быть столько детей, сколько гномов умерло в предыдущем году. Учитывая то, что мы живем вдвое дольше вас, людей, это беда. Что до права вступать в армию, ага, это шаг в правильном направлении. Король хороший человек, но он знает, что его люди нам не доверяют, особенно, армия, спасибо гномьему восстанию восьмидесятилетней давности. Все сходятся на том, что, как только мы докажем свою верность, проливая кровь бок о бок с его солдатами, ну, вот тогда Король вернется к рассмотрению того, чтобы дать нам равное гражданство. Но до тех пор, все должно быть как есть. — В голосе гнома зазвенел намек на гнев, и он отвернулся, будто переполненный эмоциями, роясь в ящике позади.
Флетчер вспомнил презрение жителей Пэлта, когда объявили, что гномы будут сражаться в Гоминиумской армии. Яков шутил, что они едва ли заденут его яйца, если пройдут между его ногами. Крепкие руки гнома были толще, чем бедра большинства мужчин, и его бочкообразная грудь отражала раскатистый голос. Если бы Яков бросил вызов
