Не знаю, что в эту минуту отразилось на моем лице, но выражение лица Эдит вдруг смягчилось.
– Значит, все настолько плохо? – спросила она.
– Можно, я… можно, мы не будем говорить об этом здесь? – я кивнул в сторону тонкой перегородки, отделявшей нас от остального зала.
– Хуже некуда, – словно самой себе, пробормотала она. Ее глаза вдруг стали печальными, и… она смотрела на меня взглядом человека, который уже очень давно живет на этом свете… Это был взгляд усталого и смирившегося с поражением человека. Мне стало больно от этого тоскливого взгляда.
– Знаешь… – начал я, стараясь говорить беспечным тоном, – если я отвечу на твой вопрос первым, ты не захочешь отвечать на мой, я это точно знаю. Ты же никогда не отвечаешь. Так что… давай ты первая.
Ее лицо стало спокойным.
– Значит, рокировка?
– Да.
Вернулся официант со стаканами колы, поставил их на стол, не говоря ни слова, и скрылся. Интересно, почувствовал ли он напряженность атмосферы в нашей кабинке так же остро, как я?
– Ну что ж, можно попробовать, – наконец решилась Эдит. – Но я ничего не обещаю.
– Ладно… – Я начал с самого легкого вопроса: – Как ты сегодня очутилась в Порт-Анджелесе?
Она смотрела вниз, аккуратно сложив перед собой руки на пустом столе. Потом взглянула на меня из-под густых ресниц, и на ее лице появилась тень улыбки.
– Дальше, – сказала она.
– Но этот же самый легкий!
Она пожала плечами.
– Дальше.
Я в досаде отвел глаза, развернул салфетку, в которую были завернуты приборы, взял вилку и осторожно подцепил на нее равиоли. Медленно положил в рот, не глядя на Эдит, жевал и думал. Грибы оказались вкусными. Я запил равиоли глотком колы и только тогда поднял голову.
– Ладно. – Глядя на нее в упор, я с расстановкой продолжал: – Предположим – чисто гипотетически, конечно, – что некто знает, о чем думают другие люди, ну, знаешь, умеет читать чужие мысли… за редкими исключениями.
Она невозмутимо посмотрела на меня и поправила:
– За единственным исключением. Гипотетически.
Вот черт.
Мне понадобилась минута, чтобы прийти в себя. Эдит терпеливо ждала.
– Хорошо, – я старался продолжать как ни в чем не бывало. – Значит, исключение только одно. И как же это происходит? Есть ли какие-то ограничения? Каким образом этот… некто находит другого человека в нужный момент? Как он узнал, что я в беде?
Я понятия не имел, есть ли хоть какой-то смысл в моих сбивчивых и путаных вопросах.
– Гипотетически? – переспросила она.
– Само собой.
– Ну, если… этот некто…
– Пусть это будет Джейн, – предложил я.
Она иронически улыбнулась.
– Если твоя гипотетическая Джейн достаточно внимательна, точное время знать не обязательно. – Она закатила глаза. – Но я до сих пор не понимаю, как такое могло случиться. Как ты ухитряешься все время нарываться на неприятности – даже там, где это, казалось бы, невозможно? Знаешь, ты ведь мог на десятилетие испортить статистику преступности в Порт-Анджелесе.
– Не понимаю, почему в этом виноват я.
Она смотрела на меня с уже знакомым раздражением.
– Вот и я не понимаю. И не представляю, кого винить.
– Но как ты узнала?
Наши взгляды встретились, и я догадался: она колебалась, стоит ли говорить мне правду.
– Послушай, ты можешь мне довериться, – прошептал я и медленно потянулся, чтобы накрыть ладонью ее руки, но она отодвинула их, и моя рука упала на пустой стол.
– Именно этого мне и хочется, – созналась она еще тише, чем я. – Вот только правильно ли это…
– Ну пожалуйста! – попросил я.
Она колебалась еще секунду, а потом слова полились из нее потоком:
– Я поехала за тобой в Порт-Анджелес. Никогда прежде я даже не пыталась спасать кому-то жизнь, и оказалось, что это гораздо сложнее, чем я думала. Но вероятно, все дело в тебе. В жизни обычных людей, как правило, намного меньше катастроф. Насчет тебя я ошиблась, когда сказала, что ты притягиваешь к себе неприятности. Этому
