– Нам главное на самолет попасть. До Кубы. Там уже «корыто» готово.
– Опять этот грязнущий «банановоз»?
– Чего, понравился? – с усмешкой произнес Истомин и повернулся ко мне.
Петрович сидел рядом со мной в кузове грузовика, едущего в неизвестность. Ну, для меня в неизвестность. Лежу тут, не вижу и не понимаю ничего. Снаружи дождь зарядил, как из ведра. Когда поднимался полог тента, видел серые, тяжелые тучи. Струи воды барабанят по тенту сверху, пугая гулкими ударами.
Удалось поспать чуток, сейчас проснулся и стал приставать к Истомину. Тот явно нервничает, хотя пытается скрывать это.
– Как с Муратом вышло? – вдруг спросил Петрович.
Я только скрипнул зубами и закрыл глаза. Хотел отвернуться, но Петрович сидел справа, а на левый бок – мне никак. Пришлось просто закрыть глаза. Не хотелось ни верить, ни даже думать об этом. Если доберемся до дома, там буду думать. Спрячусь ото всех где-нибудь и посижу в тишине. С закрытыми глазами становилось еще хуже: постоянно стоял образ умирающего друга.
– Александр Петрович, если все пойдет не так, как нужно, оставьте и меня тут.
– Чего, сильно в голову получил? Молчи уже.
Я заткнулся, сообразив, что несу какой-то бред.
– Я проходил через это. Главное сейчас, это близкий человек рядом. А у тебя такой есть.
– До него еще добраться надо, – заметил я и скривился? – Петрович, будь человеком, сделай укол!
– Ты прекрасно знаешь – не могу. Не хватало еще тебя домой наркоманом привезти.
– Да сил нет никаких, – я хотел заорать, но и на это сил тоже не было. Уронив голову набок, вновь потерял сознание. Очнулся от того, что меня куда-то тащили. С трудом разлепив веки – какие же они тяжелые, повел глазами по сторонам.
Темно, меня куда-то несут на носилках. Рука по привычке дернулась к бедру.
– Не дергайся, а то рухнешь еще. Собирай тебя потом, – услышал я знакомый голос, который так любил меня укорять.
– Где мы? – тихо произнес я.
– Успокойся, мы у друзей, – был ответ.
Какие друзья? Откуда? А, ладно. Послышался звонкий гул раскручиваемого мотора. Ага. Самолет. Значит, добрались до взлетной полосы. Теперь перелет до Кубы.
На Острове Свободы мы не задержались. «Корыто» и вправду было готово. На этот раз, кстати, довольно приличное с виду. Грязно-белый, почти серый кораблик принял груз в свое чрево. Внутри все оказалось не так радужно. Ржавые, местами откровенно гнилые леера, в палубе дыры.
– Александр Петрович, «оно» не утонет? – показал я пальцем куда-то под себя.
– Не должно. Хотя, черт его знает, будем надеяться. Специально искали такую посудину, чтобы меньше в глаза бросалась.
– Как бы наоборот не вышло. Привяжется какой-нибудь сердобольный. Тут ведь реально места живого нет – корабль-призрак!
– Он и есть. Знаешь, сколько он затопленным в бухте на островах простоял? Десять лет. А приводили его в порядок – десять дней. Вот и думай.
«Копец!» – я про себя выругался, подумав плохо о Судоплатове и всех, кто это организовал.
Идти нам довольно долго. В Исландию или еще куда, черт их знает, какой путь придумали?
Путешествие длилось уже три дня, погода была хорошая, но сегодня на горизонте появились тучи.
Под мерную дрожь судна я спокойно спал. Волна, бившая по бортам, действовала успокаивающе. Проснулся ночью, как-то опять рывком, словно меня подбросили. Завертев головой, насторожился, рядом никого. Где-то слышится топот ног и глухие, но сильные удары в борт.
Распахнулась дверь в каюту, и в проеме возник Истомин.
– Проснулся? – проговорил он, заходя внутрь.
– Так точно. Что-то случилось? – спросил я, приподнявшись на локте.
– Шторм начинается, причем сильный. Капитан сомневается, что мы переживем эту бурю. Корабль совсем дряхлый. Трюм уже наполовину затопило, и это только начало.
– Вот, черт. А далеко нам еще идти-то? – расстроившись, я опустил голову обратно на подушку.
– Очень, – Петрович как-то отчаянно покачал головой и добавил: – Ты это, лежи тут смирно. Может, тебя привязать?
– Ага, чтобы я тут и утонул, да?
– Команда борется за живучесть судна. Мы обязаны дойти, любой ценой. Тебя тут никто не бросит. Если уж совсем «труба» – вытащим.
– Успокоили, – скорчив недовольную гримасу, проворчал я.
– Да не шипи ты. Самому тошно.
Взяв что-то из своих вещей, Петрович выскочил из каюты, а я снова стал прислушиваться. Апатия, что накатила несколькими днями ранее, куда-то исчезла. Захотелось действовать, да вот тело подводит.
Шум волн, бьющихся со всем остервенением о корабль, здорово усилился. Качало тоже все сильнее. Мне трудно судить, но если бы стоял на ногах, держаться нужно было бы руками и ногами.
В каюту влетели два бойца из сопровождения.
