– Так решили родители. Думаю, не хотели, чтобы прабабушка была одна. Да и Леся с прабабушкой были не против, они души друг в друге не чаяли. Но когда сестра стала постарше, было решено, что она будет жить с нами. Мы надеялись, что вскоре и прабабушку удастся уговорить переехать к нам.
Вероника, ловко орудуя сифоном, почистила дно аквариума и приступила к чистке стенок. Затем был промыт фильтр и залита свежая порция воды. Задачей Никиты было только утилизировать откачанную воду. Он вышел из кабинета в коридор и направился в сторону санузла, а Вероника начала раскладывать оборудование по полочкам кладовки, ожидая, что через несколько минут Никита вернется с пустым ведром. Однако вернулся он гораздо раньше, буквально через пару секунд. Подскочив к Веронике, Никита быстро запихнул ее внутрь кладовки и тут же втиснулся туда сам вместе с емкостью, полной грязной воды. После чего плотно прикрыл дверцу.
Помещение, в котором оказались молодые люди, было явно тесновато для двоих. Вероника почувствовала, что зажата между рядом полок и тесно прильнувшим к ней Никитой. Кроме того, на ногу давил острый край ведра. Не понимая, что происходит, Вероника решила для начала возмутиться, но услышала предупреждающий шепот:
– Тш-ш. Сюда идут Бегемотик и Колобок. Они говорят про тебя.
Мгновенно вспыхнувшее любопытство заставило Нику замереть и затаить дыхание. И вскоре она услышала, как дверь в кабинет открылась и внутрь вошли двое.
– Скоро состоится заседание Совета профессоров, на котором я поставлю на голосование вопрос об отчислении Двинской из Университета, – раздался голос Павла Борисовича.
Вероника вздрогнула, чуть не пнув при этом ведро с водой. От кого от кого, но от добродушного преподавателя астрологии она не ожидала такого коварства. Нет, Ника, конечно, не справилась с двумя предыдущими лабораторными, но она надеялась, что Колобок даст ей возможность пересдать. По крайней мере, с индивидуальными астрологическими посланиями, как показал случай в тайге, у нее прекрасно получается.
Никита, почувствовав, как напряглась Вероника, прижал ее к себе еще сильнее, чтобы лишить возможности шевелиться и производить шум, который выдал бы их.
– Тш-ш, – еле слышно шепнул, практически просто выдохнул он ей в самое ухо.
– Матвей Тимофеевич, что вы скажете об успеваемости Двинской? – продолжил разговор Павел Борисович. – Как вы будете голосовать?
– Не могу сказать, что студентка отличается особыми талантами, – ответил проректор, – но на тройку справляется. Сегодня, например, у нее получилось применить методику левитации, пусть даже в очень простом варианте. Не думаю, что буду голосовать за ее отчисление.
– А я вам советую, уважаемый Матвей Тимофеевич, подумать хорошенько, прежде чем голосовать против. Такие слабенькие студенты тянут назад успеваемость всей группы. Разве не так? – приторно-сладким голосом спросил Павел Борисович.
– Возможно.
– Разве не в ваших интересах, чтобы ничто не мешало другим студентам этой группы хорошо учиться? Чтобы у них вообще была возможность учиться.
– В моих, – промямлил проректор.
– Вот и славно, что вы меня поняли, уважаемый Матвей Тимофеевич. Я знал, что вы благоразумный человек. Я рассчитываю на ваш голос.
Вероника еле сдерживалась, чтобы не выскочить из кладовки и не попытаться заступиться за себя. Но каждый раз, стоило ей шелохнуться, она ощущала, что выскочить все равно не удастся – Никита держал ее так тесно прижатой к себе, что вырываться было бесполезно.
Через минуту разговор профессоров затих, но по скрипу кресла можно было догадаться, что один из собеседников оставался в кабинете, причем, учитывая какой жалобный скрип издавало кресло, было понятно, что оно держит в своих объятиях необъятного Матвея Тимофеевича.
– И долго мы будем тут сидеть? – шепнула Вероника Никите.
– Пока Бегемотик не уйдет. Надеюсь, он не рассчитывает здесь заночевать.
Прошло несколько минут, и молодые люди вздохнули с облегчением, потому что услышали, что проректор встал с кресла и направился к выходу. Но в этот момент в кабинет зашел еще один человек.
– Матвей Тимофеевич, вот вы где. А я везде вас ищу. Надо с вами поговорить. – По голосу нетрудно было догадаться, что новым собеседником проректора является Петр Иванович.
– Надеюсь, вы помните, что на следующей неделе состоится заседание Совета профессоров? – продолжил ректор.
– Да, я в курсе.
– Павел Борисович собрался обсудить на нем успеваемость одной из студенток, Вероники Двинской. Хочет поставить на голосование вопрос об ее отчислении из Университета. Вы что по этому поводу думаете?
– Думаю поддержать Павла Борисовича. Ведь Двинская действительно перебивается с тройки на двойку.
– Я бы на вашем месте, хорошенько подумал, прежде чем голосовать за отчисление. – В голосе ректора послышались угрожающие нотки.
– Почему?
– Потому что в ваших интересах сделать то, о чем я вас прошу. – Угроза в голосе Петра Ивановича переросла сначала в раздражение, а потом в гнев. – Или вы думаете, я поверил вашему рассказу о внезапно постигшей вас болезни, такой серьезной, что вы даже не смогли позвонить предупредить, что вас какое-то время не будет на работе, и таком же внезапном исцелении? Вы думаете, я не догадываюсь, почему вы отсутствовали в Университете эти несколько дней?
– Суперзлой, – шепнула Вероника Никите. – Преподам, оказывается, тоже от него достается.
– Хорошо. Я подумаю, – промямлил проректор.
– Подумайте, Матвей Тимофеевич, подумайте, – зловещим голосом прорычал Петр Иванович. – Я знаю, какой вы трудоголик, как вам будет тяжело, если придется раньше
