– Кузен, вы ведь не поверите, что пистолет разорвался случайно? – слабым голосом спрашивает меня Фридрих.
– Нет, я видел ваше лицо. Вы все знали, не так ли? Кроме того, когда покушение сорвалось, один из ваших людей схватился за шпагу. Кстати, какого черта вы стали ему мешать?
– Это не был мой человек. Он прибыл недавно с этими проклятыми допельфастерами. Не спрашивайте, как он меня заставил, да он и не заставлял. На пороге смерти я могу сказать, что ваша безвременная кончина не слишком бы меня огорчила. Но он мне ничего не объяснял, а я сделал вид, что ничего не понял. Он просто предложил подарить вам эти пистолеты и просил представить его вам как искателя службы. От него за милю пахло смертью, но я сделал вид, что поверил. Зачем я схватил его за руку? Не знаю… мне вдруг показалось отвратительным то, что он пытался сделать… а он ударил меня кинжалом, и теперь я умираю. Я знаю, что вы ничем мне не обязаны, но хочу вас попросить…
– Просите, герцог, и дано будет вам… может быть.
– Странно слышать от вас не солдатскую брань, а цитату из писания… не убивайте моего брата! Он ничего не знал – ни прежде, ни сейчас.
– Больно надо мне его убивать! Если уж я не пристрелил его под горячую руку сразу, уж точно не стану делать этого теперь.
– Он защищал жену и еще не родившегося ребенка, – тихо проговорила герцогиня София. – Бедняжке Маргарите Елизавете дурно, и она вот-вот родит.
– Нельзя защитить то, чего не хочет защитить Господь. Простите, тетя, но любой лошадник знает, что, если случать кобылу и жеребца, когда их родители близкие родственники, могут родиться такие ублюдки… и только у европейской аристократии упорно сочетаются браком родственники. Я не желаю зла ни Иоганну, ни Маргарите, но от их союза вряд ли будет толк.
Снаружи раздался шум, и в спальню вошла моя мать, герцогиня Брауншвейгская.
– Иоганн, что ваши люди себе позволяют! Я пока еще герцогиня, чтобы испрашивать разрешения у ваших бородатых варваров.
– Чего вы хотите, матушка?
– Я хочу знать, что здесь вообще происходит и что вы хотите предпринять?
– Ну, сначала я все-таки узнаю, кто же так хочет моей крови. Итак, господа, мы выяснили, что к одному из моих кузенов явился какой-то проходимец, и тот без всяких вопросов стал ему помогать в благородном деле избавления от меня. И теперь у меня только один вопрос: какого черта?
– Это долгая история, Иоганн, – проговорила герцогиня София.
– А я никуда не тороплюсь! – ответил я и, подвинув себе кресло, уселся в него и устроился поудобнее.
– Все началось, когда ваш отец и его старший брат и мой муж герцог Иоганн Седьмой, будучи молодыми людьми, вступили в одно странное братство или организацию. Я не знаю, да и не хочу знать, какими мерзостями они там занимались. Но, очевидно, ничем хорошим, раз уж за разглашение этих тайн по законам этого братства полагалась смерть. Прошло время, братья отошли от дел братства, но оно, как видно, про них не забыло и продолжало приглядывать за своими бывшими «братьями». И вот то ли ваш отец действительно разгласил какую-то тайну, то ли совершил еще какой-нибудь предосудительный проступок, но братство его приговорило. Однако он умер раньше, и братство решило, что за его грех ответите вы.
– В жизни не слышал большего вздора! Если уж им нужно было уничтожить меня, не было никакой нужды ждать, пока мне исполнится шестнадцать лет!
– Кто знает, что делается в головах этих негодяев. Может, они сомневались в вашем законном происхождении? А, что скажете, сестрица? – И герцогиня София зыркнула в сторону моей матери.
– Попросила бы вас, голубушка! – не осталась в долгу Клара Мария. – Похоже, самоубийство вашего мужа тоже не от внезапного помешательства.
– Вы можете не верить, Иоганн, – вновь подал голос Фридрих Адольф. – Но это чистая правда, во всяком случае, та часть ее, которая нам известна.
Мать моя женщина! Жидомасонский заговор против бедного меня! Охренеть!
– Ну, хорошо, наши родители нагрешили и нам отвечать за их грехи! Но каким образом этот негодяй проник к вам? Не думаю, что в Шверине к вам пускают всех подряд. Хотя если вспомнить, как охранялся Гюстров, то ничего, наверное, сложного.
– Иоганн, – неожиданно подал голос молчавший до сих пор толстый кузен. – Иоганн, наш батюшка показывал нам один перстень, точнее рисунок, который должен быть на перстне. Он говорил, что если придет человек с таким перстнем, то лучше оказать ему содействие, ничего не спрашивая.
– О как! Фридрих, вам, очевидно, показали такой перстень?
– Да, – откликнулся умирающий.
Так, а где перстень? В смысле где труп этого негодяя с перстнем? Надо бежать, пока не оприходовали.
– Куда вы собрались, Иоганн? Вы так и не сказали, что собираетесь делать.
– Матушка, ну что я могу сделать в этой ситуации. Не могу же я объявить на всю империю, что мекленбургские герцоги по наущению какой-то дурацкой секты перегрызлись как собаки за кость. Так что все просто: какие-то паписты по наущению дьявола устроили покушение на светоч протестантизма в северной Германии – семью Мекленбургов. Покушение увенчалось успехом. Звезда моего кузена закатилась, не успев подняться! Вся семья в трауре.
– Вы знаете, я ведь католик, – потерянно проронил мой тезка.
– Вы, кузен, простите, болван! Абсолютное большинство ваших подданных лютеране, а вы корчите из себя элитария. Кончится все тем, что вы перестанете быть герцогом, и моей вины в этом не будет.
Когда мы вышли, матушка спросила меня:
