Он вздрогнул, словно не слышал моего приближения, лицо искривилось в гримасе ужаса. Через секунду он выдохнул и проговорил с облегчением:
– Я думал, это нежить.
– Угу, – буркнул я, разворачиваясь спиной. – Нежить с горящими глазами.
Парень неловко вскарабкался мне на спину. Костлявые колени уперлись под мышки, в щуплом парнишке оказалось достаточно силы, чтобы сдавить ребра. Я недовольно зарычал, парень запоздало спохватился и ослабил давление.
– Просто вас долго не было, – пояснил Шамко, цепляясь за воротник.
Застежка больно впилась в шею, я зарычал и рванул вниз. Она звякнула, но выдержала.
– Аккуратней, бестолочь, – гаркнул я – За плечи держись. Или задушить пытаешься? Так я мигом разберусь.
– Что ты! Что ты! – поспешно проговорил перепуганный парень. – Извини. Просто не доводилось ездить на ворге.
– Вот и не привыкай, – сказал я сурово и изготовился для прыжка.
Шамко вцепился в плечи и проговорил вдохновленно:
– Кому расскажи – не поверят!
– Попробуй только, – пригрозил я, отталкиваясь от земли. – Тогда точно голову оторву.
Черные точки на горизонте размылись из?за сумерек, теперь толком не видно – близко или далеко.
Но расстояния еще хватает, чтобы успеть перебить следы.
Я пронесся след в след и остановился возле деревьев. Не дожидаясь, пока Шамко очухается, скинул со спины.
Изабель сжалась комочком под деревом в траве. Два синих светляка кружатся над головой и норовят примоститься в огненной шевелюре. Я отогнал козявок прочь, чтобы не привлекали внимания.
– Сидите здесь, – сказал я. – Тише мышей. Я вернусь, как только уведу их на достаточное расстояние.
Шамко отполз к дереву и прислонился спиной к стволу, будто только что не верхом ехал, а с утопленниками бился.
– Возвращайся скорей, – сказала Изабель дрожащим голосом.
Белая кожа принцессы в свете мерцающего дерева показалась фарфоровой. В глаза постарался не смотреть, потому что в сумерках они стали казаться бездонными. Пришлось остановиться на вырезе.
Еле удержался, чтобы не обнять ее. Если б стая узнала, какие мысли посещают ворга, изгнали бы. Одно дело – таскать деревенских девок на сеновал, другое – думать о том, о чем думаю я.
Чтобы не испытывать судьбу и себя вместе с ней, я резко развернулся и огромными прыжками понесся через поле. На бегу приходится поглядывать в сторону берега, откуда медленно, но верно приближаются охотники.
Сумерки быстро перетекли в ночь. Перепрыгивая кротовьи норы, я крутил головой, даже в небо успевал таращиться.
Там уже вовсю горят звезды. Месяц молодой, не особо светит, так что можно не бояться быть замеченным. Да и тучки вон ползают.
Из травы повылезали светящиеся букашки, кусты и деревья засверкали еще больше. Когда добрался до места, откуда забирал спутников, ночной воздух заполнили мерцающие голубоватым сиянием точки. Среди синеватой травы и искрящихся кустов выглядит очень магично.
Я тряхнул головой, выгоняя посторонние мысли, и оглянулся.
Три точки на черном горизонте превратились в головы с блестящими в свете месяца черепушками. Ворговское зрение позволило разглядеть угрюмый оскал отвисших челюстей и провалы в глазницах.
Я раздраженно скривился, не веря, что убегаю от нежити. Во рту стало горько и противно от одной лишь мысли, что об этом могут узнать в бывшей стае. Злясь на себя, я лязгнул зубами и глянул под ноги.
Пришлось изрядно потоптаться, чтобы замести следы Изабель и паренька. Для пущей убедительности упал на спину и несколько раз прокатился туда?сюда. Даже если видели три следа в начале, то здесь их попросту не найдут.
Отплевавшись от синей травы, я поправил сбившуюся набок лацерну. Затем вскинул голову, стараясь, чтобы капюшон не свалился, и издал самый узнаваемый звук ворга:
– Ау?у?у, Ау?ау?ау?ау?у?у?у!
Вой получился отменным. В памяти на секунду промелькнули картинки, в которых залезешь на холм и затягиваешь песню на полночи. Другие звери начинают отвечать в тон. Дикий хор разливается над лесом, очищая мысли и душу.
Я досадливо вздохнул и опустил голову, мгновение воспоминаний испарилось, как вода с жабьей спины.
Со стороны охотников послышалось оживление, уши различили топот костяных ног, раздались приглушенные голоса.
Колени согнулись, изготавливаясь для прыжка, когти уперлись в землю, усиливая сцепку с поверхностью. Я зарычал, как пробудившийся от спячки медведь, и оттолкнулся. В полете успел разобрать слова мертвяков.
– Я же говорил – ворг! – хрипел один. – А ты все: «Люди, люди…»
– С ним люди! – отозвался другой.