прямоугольничек солнца, утыканный разноцветными чешуйками, иголками, кубиками кристаллов. Кристоф читал за своим столом и время от времени – она видела его смешные отражения в зеркалах других микроскопов – улыбался. В нездоровой тишине самые мелкие звуки распухали и заполняли комнату: шелест страниц, стук предметного стекла о металл, долгие шаги по длинному-длинному коридору их подвального этажа. Работа помогала ей забыться. Вообще Марина заметила, что вся работа, происходившая вокруг нее, нужна была тем, кто ее делал, главным образом, для того, чтобы чем-то себя занять. Платили на факультете от случая к случаю, но народ приходил каждое утро. Каждое утро начинались занятия, в лабораториях что-то взвешивалось, измерялось, растворялось и растиралось в порошки. И все катилось само собой. И все чего-то ждали. И были полны планов. Клинических наполеоновских планов. На фоне Кристофа, никогда не рассказывавшего с горящими глазами, что он придумал сделать, чтобы разбогатеть, всегда делавшим все свои дела ловко и собранно, коллеги по кафедре выглядели особенно нелепо. Живые картинки, иллюстрирующие закон инерции, нагнетали на нее черную апатию. От этих людей в неживой одежде, идущих по подземным коридорам, говорящих какие-то бессмысленные, ненужные фразы, занятых безнадежно не нужными другим людям делами, веяло склепом. Она боялась этих провисших свитеров и стоптанных каблуков. Было страшно катиться только потому, что тебя когда-то толкнули. Среди ночи, едва задремав, она вскакивала, будто на голову ей падал камень. Не было просвета.

Марина посмотрела на коробки с образцами, на ободранные шкафы, на кость археоптерикса. Закрыла и открыла глаза. Остались на своих местах коробки, шкафы, кость археоптерикса. Он уедет через месяц, она останется среди всего этого. Откроет и закроет глаза – ее жизнь пройдет. А здесь все опять останется, как прежде: коробки с образцами, ободранные шкафы, кость археоптерикса. С костью уже ничего не случится. Все самое приятное и страшное с ней произошло миллионы лет назад.

В самом начале было иначе. В самом начале она чувствовала себя фаворитом, выходящим на дорожку в окружении аутсайдеров. И очень переживала по этому поводу. Но когда дали старт, она вдруг увидела, что на финише уже кто-то маячит, кто-то ходит вдоль трибун, задрав руки в победном жесте, какие-то люди уверенно восходят на пьедесталы. А когда она, легкая и упругая, пересекала финиш, на трибунах ветер катал брошенные газеты и равнодушный дворник мел дорожки.

– Позвольте вам заметить, Мария Сергеевна, что вы поступили нецивилайзовно, – сказал он, закрывая справочник. – Нет? Нецивилизованно, так?

– Чего же вы хотите, Кристофер Майклович, если это слово по-русски даже произнести проблематично. Даже вам, Кристофер Майклович.

– Приглашение пойти в ресторан воспринимается как ньепрыличност! Вьед тут даже от мужа нет, что скривац.

– Сорок восьмое по счету предложение, когда на предыдущие сорок семь был дан отрицательный ответ, воспринимается как неприличность, Кристофер Майклович, даже если это предложение присесть на диван.

Но веселья никакого не было. Была ярость.

Она таки закончила школу с этой проклятой золотой медалью, которая так нужна была всем. Она отучилась на геофаке на повышенную стипендию. В роддоме, в окружении кряхтящих и вздыхающих рожениц, Марина отворачивалась к стене и погружалась в мечты. Она не хотела сбиваться с настроя, слушая нытье и жалобы. Мечты выстраивались в триумфальные арки. Очки в золотой оправе и строгий деловой костюм. 'Мария Сергеевна, водителя отпускать?' Молодая мама под руку с взрослым красивым сыном. Все вокруг предвещало победу. Ростки победы крошили асфальт и нежно сверкали? Из всех слов, которыми пыталась объясниться с нею новая жизнь, Марина выбрала старенькое, простое и внятное, но заигравшее по-новому, как отмытое от грязи кольцо: успех. Успешный ученый. Успешный политик. Успешный бизнесмен. Успешная компания. Успешный мужчина. Успешная семья. Реже, но с большим шиком: успешная женщина. Было, конечно, неясно, как должен выглядеть ее успех. Но она была готова к Великой Битве.

– Мария Сергеевна, обещаю вам больше никогда не приглашать вас в ресторан, – говорил он через час тяжкого молчания. – Позвольте в знак примирения сходить за тортом?

– Прямо-таки патологическое влечение меня накормить, Кристофер Майклович.

Мог ли он догадаться, этот молодой норвежский профессор, что, согласись она на ресторан, ей просто не в чем было бы пойти? Кристоф, конечно, лукавил, когда говорил, что тут нечего скрывать от мужа. В нем было много лукавства. В этом обезжиренном теле жил характер аббата Тука. А она представляла северных европейцев простоватыми. Почему-то простоватыми и молчаливыми.

Кристоф ходил за тортами в магазин напротив. Чайник вскипал все в той же тугой тишине. Она выдвигала ящик стола, и в нем совершенно по-кухонному звякали вилки и ложки, перекатывались стаканы.

– Знаешь, я ведь болше не поеду суда, в Россию, и?

– Почему?

– Опасно. Опасныя страна. Вот встретил тебья и? тепьерь кто меня спасет? Ну, не перебывай. Да. Вся жизнь буду помнить этот яшщик.

– Вот как? Ящик с посудой?

– Это совьершенно характерныя черта? нет, деталь. Понимаешь? надо сказать? вот колбы, да? Эти майкроскопи, сделанные в тридцат втором году, да? Все это вот вокруг: справочники, породы, так? Кость аркеоптерикса, так?.. И потом открываешь ящик, и он звенит, как на кухне! Это так должно здэсь быть, хотя это эбсолутно невозможно. У меня на кухне не стоит майкроскоп, нет. В России так должно быть. Неожиданно. Вот, да? неожиданно. ?На следующий день после того, в который она стала блондинкой, с неизменным мешком картошки и новыми строгими советами приезжала мама. Всегда приезжает без предупреждений: проверяет. Вошла в сопровождении таксиста, который за отдельную плату поднял картошку на этаж; Митю она принципиально не утруждает: 'А зачем? Что мне, денюжки жалко? Мы с отцом и не тратим почти, все свое, с огорода'. Мать посмотрела прохладными глазами на ее короткие белые волосы.

– Зачем? Блондинок – как собак нерезаных.

Они затащили картошку в комнату, мама прижалась потной щекой к ее щеке, сказала: 'Здравствуй, дочка', – и принялась рассказывать, как у них обворовали дальний участок, всю картошку унесли, а помидоры не столько унесли, сколько потоптали. Митя с Ваней были на стадионе. Светлана Ивановна по субботам ездила к подруге смотреть розыгрыш 'Русского лото', поскольку у них плохо показывала РТР. Возвращалась обычно к вечеру: чтобы молодым не мешать. Мама торопилась – между автобусами у нее полтора часа, а за полтора часа нужно и новостями поделиться, и расспросить. Рассказывая, она ходила по комнате, заглядывала на полки, читала корешки книг. Мазнула пальцем по самой верхней полке и показала ей приставшую к пальцам пыль. Выслушав про то, как они живут вчетвером, как тяжело ужиться ей со свекровью, махнула рукой.

– Ерунда. Твоя по крайней мере истерик не закатывает. Аглая Степановна, царство ей небесное, еженедельно на пол брыкалась, кричала, что я ее отравила. Сожрет две тарелки борща, бутербродами закусит – и на пол.

На каждый ее рассказ о том, как она осваивает науку выживания, мать лишь одобрительно качала головой: молодец, молодец, а вот тут я бы немного не так сделала? И Марина почувствовала такую удесятеренную ярость, что чуть не швырнула об стену стоявшую на столе вазу – видимо, сказался недавний терапевтический опыт с колбами. Она поняла, что она категорически, категорически не согласна с таким взглядом на жизнь, согласно которому, чем труднее и немыслимее преодолеваемые препятствия, тем полноценнее и праведнее жизнь, тем больше поводов для того, чтобы говорить себе вечерам: 'Молодец, молодец'.

Мама высказала желание сходить к внуку и зятю на стадион, посмотреть, как они там гоняют мяч, и Марина вдруг придумала, что – ах! – она что-то забыла на факультете – сепаратор выключить, – нужно сбегать, а то взорвется.

– Так что ты, и в субботу работаешь?

– Не всегда. Правительственный заказ.

Кристоф там, она знала, сегодня он набивает в свой компьютер данные с контрольных точек. Данные задержали на две недели, должны были привезти вчера, пока она стояла на вещевом рынке. Их нужно обработать к утру понедельника, и Кристоф будет сидеть допоздна. Мама пожала плечом: беги, раз надо.

Вы читаете Без пути-следа
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату