с вьетнамского, значит просто «немец». Так, наверное, и доживу.
В Германию? Нет, не тянет совсем. Никого у меня там нет, и приговор мне, наверное, еще не отменен? Так что, здесь останусь. Все же Вьетнам – вполне приличная страна, если в ней долго пожить. И перед ней у меня нет ни единого греха, одни заслуги.
(Приписано ниже: –
Вместо эпилога
«Товарищи телезрители, сегодня 21 июля 1971 года, и я, Николай Озеров, веду свой репортаж со стадиона “Лужники”. Стадион забит до отказа, товарищи, и это можно понять: сегодня сборная СССР играет со сборной мира. Большой футбол провожает Эдуарда Стрельцова…» Здесь, в этом новом после нашего прибытия мире, случилось много чего хорошего и много чего плохого. В том числе изменилась и судьба Эдуарда Стрельцова, так и не проведшего в заключении ни единого дня.
Представьте себе талант человека, который семь лет был вне большого футбола – причем самые важные семь лет, с 21 года по 28 лет. И этот человек, вернувшись, в 30 и 31 год становится лучшим футболистом одного из сильнейших тогда клубных чемпионатов. Будучи, по большому счету, уже бледной тенью самого себя и с концами подсев на водку. Кем бы он стал, если бы не было этих лет тюрьмы и отстранения от футбола?
Он бы стал тем, кем стал в этом мире. Эдиком Великим, как прозвал его один из ушедших в журналистику «воронежцев». Двухкратным чемпионом мира и трехкратным – Европы, обладателем Кубка Европейских чемпионов в составе «Торпедо» и испанского «Реала». Ну да, на два года Стрельцов уезжал за границу, и стал там любимцем публики – но потом, затосковав, вернулся. В этом мире Госкомспорт смотрел сквозь пальцы на контракты советских звезд с некоторыми зарубежными клубами. Платите только налоги – и спите спокойно. Тем более что Испания (с пятидесятого года монархия, хотя каудильо до шестьдесят третьего занимал пост военного министра, а после ушел на покой, и сейчас еще жив) считается дружественной, хотя и не социалистической, страной, – так что, играй на здоровье, пока не надоест.
В общем, говоря коротко – на футбольном поле этот человек, раскрыв до конца свой талант, умел примерно то же самое, что Сабонис до травм – на баскетбольной площадке. После чемпионата мира 70-го года Стрельцов объявил о решении уйти. Его уговорили подождать еще примерно половину сезона – и приурочили матч со сборной мира к 34-му дню рождения.
Я не мог не приехать на этот матч. По фальшивому паспорту, изменив внешность, просочившись через таможню и пограничный контроль. Меня этому учили, знаете ли, – причем учили те же самые люди, которые этот самый контроль и налаживали. Конечно, на этом стадионе, вполне может статься, находится несколько десятков способных меня узнать человек. Но посмотреть на Бэнкса, Беккенбауэра, Тостао и прочих подобных собралось больше ста тысяч – и среди этих тысяч я почти невидим.
Сколько лет прошло с тех пор, как я последний раз был в Союзе? А ведь я был тогда не «стайером», не «штирлицем», а именно «спринтером» на одно дело, подобием бушковской «пираньи»: пришел, убил, взорвал, украл, исчез без следа. Или со следом, в другую сторону направленным, пусть меж собой отношения выясняют, хе-хе, такое было – Бушков бы от зависти помер!
Но тогда все же СССР был похож на кинохронику, виденную мной в ином, уже бесконечно далеком мире. Восстанавливались города и заводы, выполнялся очередной пятилетний план. Но уже тогда еще живой Сталин твердо взял курс на «китайский путь»… или не совсем китайский? Не было никакой «приватизации», и уж тем более частных банков. Просто реально было, как по Конституции: сектор социалистический, сектор колхозно-кооперативный. За государством – тяжмаш, оборонка, атом, авиакосмос – все трудоемкие и материалоемкие отрасли, где и работает в основном госзаказ. Ну и массовая штамповка условных «гаек и гвоздей», которые в выпуске на заводе-гиганте обходятся дешевле, при минимальных изменениях за годы производства. Условно говоря, вот представьте, что вы лепите статую сложной формы – и заполняете основную массу внутреннего объема кубами и кирпичами, – а оставшийся внешний слой, до четко очерченной поверхности, приходится формировать «песком», вот им и стали артели- кооперативы, гораздо быстрее реагирующие на внешнюю потребность – товары народного потребления, причем не только одежда, обувь, посуда, игрушки, но и такие сложные вещи, как фотоаппараты, радиоприемники, телевизоры – общеизвестно, что первый в мире синтезатор сделал кооператив с обычным советским именем «Красная Заря», причем даже не московский, а из какого-то райцентра! Так же и с агросектором и прочим – в той жизни мне рассказывали, что в Мурманске в советское время было труднее купить рыбу, чем в Москве, поскольку все выловленное без остатка шло для центрального распределения. Ну а здесь колхозный базар стал привычной частью любого города. Цены были, конечно, выше, чем в магазинах, но не в разы, кто тогда будет покупать, если в госторговле все есть, хотя и чуть ниже сортом?
Чай в магазинах лежит китайский, а не индийский. Корейцы и китайцы (из Маньчжурии) здорово помогли нам радиоэлектронику развить – вот не хватает русским усидчивости при скрупулезном «китайском» труде, всякие там транзисторы паять! Зато имеем сейчас на Дальнем Востоке подобие «кремниевой долины», кластер высоких электронных технологий. Вот не поверите, – но в этой реальности СССР если не мировой лидер по электронике, то по крайней мере, с американцами наравне! А первый персональный (тут их «малыми» называют) компьютер – наш приоритет, «Байкал-1», год шестьдесят девятый. Еще китайцы нам ширпотреб гонят, довольно высокого качества. Как они и в иной истории умели – у деда моего был китайский термос, купленный в пятьдесят каком-то году, и дед, и батя таскали его в походы еще в двухтысячные, тепло держал отлично. Умели делать – до того, как Мао (в этой истории уже померший, не будем уточнять как) приказал всем поголовно во двор железо плавить, идти воробьев бить и вообще культурно развиваться.
Спутник здесь был в пятьдесят пятом. А полет человека в пятьдесят девятом. Причем, что любопытно, летал Гагарин же – вот понравилась Сталину его кандидатура, а раз у нас «кадры решают всё», то ненавязчиво устроили Юрию Алексеевичу и чуть более раннее поступление в аэроклуб, и службу в морской авиации, и «зеленую улицу» при подготовке в Звездном городке, – наверное, очень хотелось Иосифу Виссарионовичу сделать историческое фото, себя с первым космонавтом; будут, наверное, в этой реальности говорить, «Сталин принял страну с сохой, а оставил с космическими ракетами». И станция на орбите уже есть, назвали не «Салют», а «Аврора», тоже символично. До других планет еще не добрались всерьез – читал когда-то, что на обычных ракетах их не освоить, тут атомный движок нужен, которого пока нет.
