– То есть, по-вашему, и они что-то знали?
– Допрос всех причастных, кто остался жив, показал, что точных сведений не было. Но меры по обеспечению безопасности были совершенно беспрецедентные – русские явно были озабочены чем-то помимо сохранности жизни даже своего комфлота. Бомбардировщик Ер-2, переделанный в пассажирский, поднимает десять человек с багажом, а назад Лазарев летел лишь в сопровождении адъютанта. К сожалению, офицер нашей миссии не мог видеть, что до вылета грузили в самолет.
– Ваши соображения – что бы это могло быть?
– С вашего дозволения, мистер президент, я бы сначала хотел изложить свои соображения. Кажется, я понял, отчего именно подводная лодка в качестве транспортного средства.
– Внимательно вас слушаю.
– Во-первых, межвременной пробой, без всякого сомнения, требует больших затрат энергии. И если с той стороны его можно открыть, используя стационарную установку, то как попасть обратно? Значит, на «транспортном средстве» должен быть собственный источник энергии, на роль которого больше всего подходит гипотетический «атомный котел».
– Минутку, Джек. Тогда замечу, что Джо все-таки мне нагло солгал в глаза, утверждая, что у него машины времени нет. Грубо сыграл.
– Не совсем там, мистер президент. А что если не были ложью слова, что у
– Ну, может быть…
– Второе. Существует такое явление, как пространственно-временная неопределенность. Иными словами, чем точнее мы можем предсказать положение объекта в пространстве, тем неопределеннее – во времени. И наоборот. Мы не знаем, насколько точно этот принцип работает по отношению не к протонам-электронам, а к макрообъектам, но с высокой вероятностью будет так же: чем точнее мы задаем координаты выхода, тем больше будет временная погрешность. Можно, наверное, найти компромисс, но скажите, что делать, если допустимое отклонение на выходе будет порядка десятков, даже сотен метров? Что исключает наземный объект – могущий возникнуть здесь над или под поверхностью. Исключает корабль – по тем же принципам. Исключает самолет, на котором просто нельзя поставить атомный котел. Что остается?
– Уже легче, Джек, что вторжение танковой армии из будущего нам не грозит. Как и появление армады сверхбомбовозов.
– Боюсь, что все не так просто. Что мешает агрессору там послать нам в один конец атомный заряд, для которого будет без разницы, возникнет он на поверхности, или в километре над землей, или в ста метрах под ней? К сожалению, мы не знаем, надо ли для того находиться на том самом месте, во времени отправки, но пока не установлено обратное, приходится иметь в виду худший вариант. Так что если тех, в будущем, сильно разозлить…
– Ну, раз не послали, даже когда Гитлер подходил к Москве…
– Потому что знали, что Москва выстоит и так. И очень возможно, не хотели афишировать свое присутствие не перед немцами, а перед нами. Теперь же им стесняться некого. И если мы проиграем, даже без их вмешательства…
– Короче, Джек, все остается в пределах «вероятно», «может быть»?
– Простите, мистер президент, а как можно сказать что-то точно, не имея прямых улик?
– Так добудьте эти улики!
– С уровнем доказательности для публики? Или для нас.
– А это как получится. Хорошо, конечно, если удастся прижать СССР и потребовать доступа к иновременному каналу от лица всей мировой общественности. Но если мы сами будем точно представлять, с чем имеем дело, то это также будет отлично!
– Тогда – организовать похищение кого-то из экипажа К-25? Или из тех, кто в СССР здесь что-то знает?
– С обязательным условием. Вы не забыли правила, что «русские своей крови никому не прощают»? Отчего вы думаете, что их потомки считают иначе? А потому виноватыми должны быть не мы, не США! Заодно оценим возможности потомков, по силе затрещин, которыми они угостят исполнителей.
– Британцы, французы? Не капитулировавшие немцы, да хоть украинцы или китайцы?
– А это уже детали, Джек. Кто окажется под рукой. Мы должны быть исключительно хорошими парнями. Кстати, вариант, что со Сталиным все же удастся договориться? Вижу совпадение интересов – если там, в будущем, действительно была война между нами и СССР. То нам обоим выгодно ее избежать – нам, потому что мы знаем ее результат, им, чтобы избежать жертв и разрушений. Торговать, а не воевать, – ну а что в торговой войне разгром может быть не менее результативным, это уже вопрос технический.
– Попробовать можно, сэр. Кто конкретно будет договариваться?
– А ты еще не догадался, мой мальчик? Кто посвящен в суть вопроса, и кому я могу абсолютно доверять? Ты и отправишься в Москву, с верительными грамотами специального посланника США. Изложишь Сталину наши условия – и сделаешь ему предложение, от которого он не может отказаться. А если все же откажется, то это тоже будет нам сигнал: значит, во-первых, ты оказался прав, а во-вторых, русские твердо взяли курс на войну, убежденные, что договориться по-хорошему не выйдет.
– Готов выполнить ваше приказание. Во славу Америки, мистер президент!
– И никаких записей, никаких документов! Если ты прав, и там, в будущем, действительно читают наши архивы и мемуары. Но у тебя ведь идеальная память, Джек, – и ты не упустишь ничего. Так слушай же, что ты должен будешь передать Сталину при личной встрече. И о чем поговорить с Лазаревым, если это тебе удастся.
Выслушав инструкции, посланник ушел. Франклин Делано Рузвельт удовлетворенно откинулся в кресле. Как он ненавидел сейчас свое старое, изношенное тело, в любой миг готовое подвести! Он не боялся смерти, привыкнув к мысли, что ему уже немного осталось на этой земле. Но чтобы уйти спокойно, надо было завершить не только жизненный
