Положим, Пирожкова не из «бывших», уже после 1917 года родилась, и не в эмиграции, а у нас? Хотя по существу – да, ничем она от своего братца, у Юденича воевавшего, не отличалась, в идейном смысле. Советскую власть ненавидела, успешно притворяясь советским человеком – и ведь если бы не война, так бы свое гнилое нутро не показала! Но вот что касаемо белогвардейцев, то тут сложнее. В той же Маньчжурии сколько бывших белоэмигрантов оказались на нашей стороне?
– Или просто решили примкнуть к победителю? – заявил Пономаренко. – Согласитесь, что сложно ждать искренней лояльности от членов «русской нацистской партии»? Или от прочих, кто воевали против нас в Гражданскую, у кого руки по локоть в нашей крови? Я понимаю, что для вас, Михаил Петрович, это давняя история, – но мы-то еще помним, как они нас в двадцатом зверски замучивали, и деревни сжигали не хуже эсэсовцев. Представьте, что вам бы в будущем предложили карателей из зондеркоманд амнистировать? Вот и у нас такое отношение к этим – понятно, что до окончания войны даже с этой швали хоть какая-то польза, но мы ничего не забыли и не простили, после разбираться и вешать будем всех виноватых! Ну если только «сын за отца не отвечает» – и то, вы поверите в лояльность тех, у кого родители будут казнены?
– А стоит ли так с теми, кто искренне раскаялся, и врагом советской ласти себя не считает? – спрашиваю я. – Простили же когда-то генерала Слащева? У нас и так сколько людей погибло – и если кто-то желает работать на благо СССР, зачем ему мешать?
– Зачем мешать? – прищурился Пономаренко. – На лесоповале и отработают. Не ваш ли замполит говорил, что слишком добры мы были после этой войны к фашистской сволочи: всяким там бандеровцам, «лесным», полицаям и бургомистрам? И что после десяти лет курорта на Колыме, который многие отбывали не с кайлом в руках, а в канцелярии на должностях «придурков» – возвращались они, тоже ничего не забыв и не простив? На товарища Сталина это большое впечатление произвело – теперь такой доброты не будет. Немцам служил, или в лесах бегал и в наших стрелял? Значит, высшая мера, если доказано, что на руках наша кровь – или двадцать пять лет, с пожизненным лишением избирательных прав и запретом занимать руководящие должности на госслужбе, а также любой работы в правоохранительных органах. Дети их – станут полноправными гражданами, если не будут замечены в чем-то предосудительном. Это все не мое личное мнение, а новый Кодекс 1944 года. Вы что-то хотите возразить?
– Тех, кто виновен в преступлениях, согласен, – говорю я, – да и то… Давай тогда в ГДР всех в лагеря, кто в их армии на Восточном фронте воевал? А также тех, кто на войну работал, ну а кто служил в РСХА, в полиции, в госаппарате, этих само собой. Отчего так не сделали? Здраво решили, что нам выгоднее, если те, кто капитулировал и «разоружился перед социализмом» будут на общее дело работать. А отчего у нас внутри страны должно быть иначе? Палачей и карателей к стенке, виновных в менее тяжких (но виновных!) конкретных преступлениях на двадцать пять лет. А как быть с теми, кого мы в Маньчжурии к работе привлекли – на заводах, в городском хозяйстве, на железной дороге? Или вообще в охранных отрядах, хунгузов ловить? И в этом качестве весьма полезны – местные условия знают лучше. А боевые качества, против плохо вооруженных и обученных разбойников, вполне достаточны.
– И ловят? – спросил Пономаренко. – Или при первой возможности – на сторону бандитов?
– Это у товарищей, кто в Маньчжурии воевал, спросите, – отвечаю, – я же слышал, что да, отдельные случаи были. Но гораздо чаще – что хунгузы этих охранцов в плен не берут, а убивают самым зверским способом. Те им отвечают полной взаимностью – пойманных нередко и до нашей комендатуры не доводят. Кстати, наши военнослужащие обычно к китайским разбойникам более милосердны – всегда сначала в СМЕРШ сдают, а уже там разбираются, кого к стенке. Решать, конечно, вам, – но я, будь моя воля, как раз такие «охранные отряды» и прочие учреждения, где бы наши советские работали и служили вместе с местными, всячески поощрял. Для того чтобы эти новоприобретенные граждане СССР привыкали к советскому образу жизни, а то даже без умысла, по собственной дури, просто потому, что «так привыкли», попадут под 58-ю статью. Знаю, поскольку мы сами, с «Воронежа», через такое прошли, но к нам особое внимание было, и надзор с самого верха, потому на доносы от слишком бдительных граждан внимания не обращали. А с русскими с КВЖД что делать?
– Добрый вы человек, – усмехнулся Пономаренко, – впрочем, за вами наблюдая, все вы в том времени такие. Там, где у нас принято через колено гнуть под свой стандарт, – вы стараетесь договориться.
– Потому что «перестройку» хорошо помним, – отвечаю я, – когда партия воспринималась именно как «те, кто говорят низзя», причем это их главная функция. Зато понимаем – люди разные, уж так нас природа создала, и всех под одну гребенку причесать в принципе невозможно. Можно и должно требовать, чтобы люди поступали так, как обществу необходимо, работали на результат. И если результат есть – остальное менее важно. Даже идеологическая чистота – надеюсь, это вас не шокирует?
– Нет, поскольку я с людьми из вашего времени достаточно наобщался, – ответил Пантелеймон Кондратьевич, – что же до «результат это все»? Вот не писатель я, а то мог бы придумать ситуацию, когда выгода здесь и сейчас противоречит долговременному интересу общества и государства? Наподобие «Второго пришествия марсиан» ваших Стругацких. Так что насчет идеологии – я бы осторожнее в суждениях был. Хотя в вопросе о новообретенных гражданах – пожалуй, вы правы. Просто потому, что эта категория, даже если станет нам врагами, наименее опасна – назовем ее «бывшие», или «обиженные», или «предатели», ну вы поняли. Малоопасна она оттого, что хорошо заметна – по пунктам в анкете «не был, не участвовал, не состоял», как раз против этой, первой категории потенциально враждебного элемента, подобные анкеты и направлены – и первые отделы, которые за этим следят, в любой серьезной организации есть. А главное, знаем мы, что немного «бывших» осталось в ваше перестроечное время, вымирали они как динозавры. И что с того, что та же Пирожкова в вашей истории в девяностые приезжала и торжествовала, тварь, что дожила? Какую реальную роль в тех событиях она сыграла? Одну категорию мы нашли – какие еще есть?
– Такие как Василь Кук, – ответила Аня, – и ведь не поймали его еще, бегает, вражина? Ну и Кириченко, конечно, – хорошо, что к стенке поставили гада.
– Вторая категория: националисты, – согласился Пантелеймон Кондратьич, – эти, да, и у вас руку приложили. Читая про «хлопковое дело» и «адыловщину», это же чистый феодализм был, под советскими лозунгами, жуть! Но все же это была опасность периферийная. И ничего бы они не смогли, если бы в Москве был порядок и закон, уж прижали бы сволочь не хуже, чем Кириченко. Ну и лечится легко – территориальной реформой и здоровой национальной политикой. Отделением от нацреспублик земель с русским населением и признанием того факта, что безудержное национальное развитие это совсем не хорошо, ограничить бы надо. Мы, «инквизиция», будем, конечно, и это отслеживать, и реагировать, – но все же угроза не из главных. Еще?
